— Вы так уверены в её способностях?
— Более чем, — твёрдо ответил Эдвин. — Она же росла у меня на руках. Я прекрасно знаю, на что она способна. Она мне почти как дочь.
Маг тяжело вздохнул.
— Кстати говоря, мастер Летт. Я всё ждал удобного момента, и раз уж он представился, не могу не спросить…
Его тон немедленно переменился. От расслабленного благодушия верующего человека, празднующего самый важный праздник в году, не осталось и следа. Передо мной вновь был тот самый маг, что хитрил, шёл обходными путями и плёл паутину интриг, сути и целей которой я не понимал.
Я сглотнул, вновь покосившись на Кэт. Она спала крепко, очень крепко. И Эдвин не мог не замечать этого.
Что это за тайны такие, которые маг хранит даже от названной дочери?
— … знаете о Бенедикте XIV? — донеслось до меня окончание вопроса.
Я встрепенулся, напрягая память.
— Бенедикт XIV? — переспросил я. Сумбурные обрывки знаний об истории никак не хотели складываться в общую картину. — Это, вроде, Антипапа? Где-то сто лет назад в Ризе сидел. Его ещё утопили вроде? А, нет, сожгли…
— Это всё мелочи, — махнул рукой маг. — А про саму суть его правления, почему он стал Антипапой?
— Не… нет, не могу вспомнить, — я искренне напряг память, но на ум ничего не шло. — Впрочем, историк из меня аховый. А с какой целью вы?..
Эдвин потряс своей книжечкой, которую весь разговор держал на коленях.
— Лживая слава Септимия Флавия с его Октавианополем никак не даёт мне покоя. Я, видите ли, в целях исключительно досуга, историей увлекаюсь. А особенно — периодом прошлого века и Бенедиктом в частности. Не знаю, чем он меня так привлёк, за тем разве, что сволочью был редкостной. Вот и пытаюсь узнать у простых людей, насколько им будут интересны мои изыскания.
— Навряд ли во мне найдёте преданного читателя, — я покачал головой. — Лезть в папские дрязги — себе дороже. Sanctum Officium не просто так имеет свою грозную славу. Любопытные языки и длинные носы Псы Господни умеют отсекать с поразительным мастерством.
Маг рассмеялся.
— Ну, времена уже не те, сами днём говорили. Но всё же, неужели и про Орден Крови Создателя не слышали ничего?
— Не-а, — зевнул я.
То ли вино с родины моего знакомого мага наконец успокоило расшатанные кошмаром нервы, то ли долгая дорога брала-таки своё, но я почувствовал, как веки сами собой налились свинцом. Ноги под одеялом тихо млели от верблюжьего тепла, а организм никак не мог взять в толк, на кой хрен я морожу уши, если мог бы давным-давно укутаться в тёплую шерсть.
— Ну, и ладно. Правильно, — произнёс вновь благодушным тоном Эдвин, заметив моё состояние, — пора и честь знать. Даст Создатель, следующую ночь проведём уже на перевале.
— Ага, — сонно хохотнул я. — На границе заночевать — три шкуры сдерут.
— С вашим кошельком вы этого даже не заметите.
Натянув одеяло по самые уши, я в последний раз взглянул на тёмный лес. Он оставался всё также недвижим, тихо поскрипывая о чём-то своём. То ли обсуждая записи мага, в которые он заглянул через плечо еловой веткой, то ли шушукаясь о Лесном Царе, летящем на своём чёрном коне сквозь чащу. А может и не то, и не другое. Может, еловый бор, стоящий в стране раскольников и бунтарей, славил Жертвенность ангела, как и полагалось всему живому в эту ночь. Но долго об этом думать не пришлось.
Уже через несколько секунд я вновь провалился в объятия сна. На этот раз тёмного и долгого, без окровавленного лица матери.
Глава 9
— Куда! — орал, срывая голос, солдат. — Куда, ёб твою мать! Стоять, кому говорю! Тпру!..
Это уже для наших лошадей.
Понятное дело, что заметили мы его давно. Грозный воин стоял, прислонившись спиной к путеводному столбу (который следовало обозвать палкой) и мирно подрёмывал, стойко перенося все тяготы и лишения караульной службы.
Внимания на него мы до поры до времени решили не обращать. Мало ли местных сумасшедших. Болото-то когда исчезло, лет пять назад? Вот остаточные газы на мозги населению и давят. Заставляют брать дедово копьё, напяливать латы и стоять у околицы, пугая случайных путников. А может вообще, и не сумасшедший никакой, а просто притомился воин, решил отдохнуть. Невмоготу уже было службу нести, остановился прикорнуть. Однако, чем ближе мы подъезжали, тем громче становился стук наших копыт, от которого бравый часовой всё-таки проснулся.
И тут же с матом бросился наперерез, останавливать коней.