Уже через час мы сидели за столом и раздирали на части то, что осталось от бедного ушастого.
— И всё же, я хочу вернуться ко вчерашнему разговору, — невнятно произнёс Эдвин, рассеяно работая челюстями.
Я закатил глаза.
— Что вы опять от меня хотите услышать? Чтобы я обозвал крестьянскую байку крестьянской байкой?
— Не совсем. Хотел бы получиться пояснения такой категоричности.
Я взглянул на него тем взглядом, которым мастер обычно удостаивает ученика, несущего полную околесицу. И вытер руки об штаны.
— Эдвин, вы же умный человек. И вы должны понимать, что не все россказни о злых духах, демонических тварях и малефикарах действительно являются правдой. Когда заполошная деревенская баба прибегает в отделение Ордена и просит снять венец безбрачия — это смешно. Но когда эта просьба исходит от мага, надежды и опоры Гильдии, то это навевает на кое-какие мысли.
Эдвин улыбнулся своей обезоруживающе-дипломатичной улыбкой.
— Ну, насчёт надежды и опоры вы мне польстили…
— Давайте не будем друг другу врать, Эдвин. Вы явно не последний человек среди вашего магического сообщества. Да, я прекрасно знаю эту вашу отговорку, что все маги, мол, под Церковью ходят, служат только ей, Создателю и роду людскому, но это никогда не мешало вам играть в собственные игры. Притом на таком уровне, что тягаться с вами могла только сама курия, все эти короли и императоры не в счёт. И поэтому когда подобный вам человек вдруг срывается с места, уезжает в ночь, а на вопрос о причинах отмалчивается, это наводит на некоторые мысли. Но, как я уже говорил, вам я доверяю. Ровно в той мере, в какой вы доверяете мне. Я не лезу в ваши дела, мне ни к чему. Поэтому, пожалуйста, без лишней скромности.
Кэт смотрела на меня глазами полными одновременно и изумления и ярости. Судя по всему, милое дитя действительно тешило себя надеждами об аполитичности магов, служении людям и прочей благостной чуши.
О, сколько там открытий чудных…
Эдвин же, заметив смущение ученицы, аккуратно положил ей руку на плечо, и чуть пододвинул к себе. Одновременно отдаляя её от меня и успокаивая: «Я позже всё объясню». Вполне логичный жест с его стороны, неоперившихся птенцов нужно всячески оберегать.
— Хорошо, вы меня уели, — хлопнул ладонь по столу маг, выбивая из несчастной деревяшки сноп пыли. — Меня действительно можно назвать «важной фигурой». Настолько, насколько важен соглядатай или агент влияния. Но сейчас не об этом. Сейчас мы о Гарвеле и Бетке. И о том, почему гибель молодого человека не могла вызвать Дикий Гон.
Я устало вздохнул.
— Потому что это Дикий Гон. Не Вурдалачий король, для появления которого один идиот должен зарезать другого идиота, единокровного с первым. И даже не сорда, возникающая из души чернокнижницы. Это малефикар совершенно другого уровня. Сплав человеческой души и инфернальной энергии. Гомункулы, обличённые в доспехи и движимые лишь местью. Чтобы сотворить нечто подобное одной обиды за убитую невесту недостаточно. Нужны силы, нужны ритуалы, кровавые ритуалы, и, в первую очередь, нужны знания. Просто так, в чистом поле Гон не возникает, и именно поэтому этот малефикар невероятно редок и очень слабо изучен. У чернокнижников, которым хватит силёнок сотворить такое, есть куда как более практичные способы достижения цели. Огненный дождь вызвать. Или чуму наслать.
Я отхлебнул мутно-зелёного чая, заваренного Эдвином. Странный напиток. Травянистый, аж горло сводит, но не терпкий. После него во рту оставалось чувство свежести, словно разжевал листья мяты.
Никогда такого не пил.
— А Гензель и Грета? — внимательным хорьком поинтересовалась Кэт. — Там же тоже Дикий Гон был.
Я хохотнул.
— Интересно, а от кого это ты узнала, что у той истории для самых маленьких было продолжение? — я украдкой глянул на Эдвина, однако тот хранил невозмутимый вид. — Детка, Гензель кровь пил. Сперва той самой старушки-монахини, а затем и остальных жертв. Силёнок у него было достаточно, чтобы, после того как их с сестрой выдернули из нагретой постели Псы Создателя, оставить своим убийцам сюрприз. А затем кошмарить весь несчастный лирранский городок ещё целый год, разъезжая во главе демонических всадников.
— Я вам не детка, — в лучших чувствах оскорбилась Кэт.