Потому что не люблю больниц, вот и всё.
Ты же прямо вид
ела
это: Элизабет согнута пополам от верёвки, зажавшей её живот. Простыня вырывается,
с
путывая
движения её рук
. Её крики, её...
Прекрати! Прекрати! Хватит!
Тина поднялась и зажала виски руками. Набравший силу ветер сорвал шквал листьев с деревьев, закружил их в воздухе за окном. Небольшая телевизионная антенна на крыше покачнулась и задрожала как камертон, посылая в дом единственную угрюмую ноту, будто он был музыкальной шкатулкой.
Всё ещё зажимая виски, Тина села на колени и опустилась вниз, пока не упёрлась лбом в пол.
Боже, помоги. Я так несчастна.
Ответа не последовало. Для молитвы нужно было смирение, самоуничижение. Так рассказывала её мать перед картиной в церкви.
На картине был Иисус и три рыбака. Они были в открытом море, бушевал шторм. Три рыбака, нарисованные старомодным стилем, в моряцких фуражках и с бородами, стояли на коленях, глядя на сияющую фигуру на корме.
Мать объясняла, что картина указывает, что рыбаки отдали свои судьбы в руки Господа. Они отпустили руль и вёсла, отбросили все попытки спастись от смертельной опасности. И теперь лишь Иисус мог спасти их. Так следует поступать, когда надеешься, что молитвы возымеют действие: отбросить всё, положиться на Господа.
Тине это идея не понравилась даже в юные годы, а повзрослев, она пришла к выводу, что лучшим вариантом было держать руль и вёсла, а не падать на колени.
Но всё равно - помоги мне.
Минут через десять последовал стук в дверь. Снаружи стоял Роланд, держа зонт.
"Ты тут?", спросил он.
"Конечно", сказала она. "Куда мне ещё податься?"
Роланд не нашёл, что ответить. Он вытянул зонт к ней, обнажая себя под дождём.
"Пошли. Я запер её в спальне".
"Зонт бери сам", сказала Тина, достав полотенце, которым сушила волосы. "У меня есть вот это".
"Не глупи. Вот", он потряс зонтом, намекая, чтоб она взяла его. Дождь уже намочил его волосы, приклеил их к голове.
"Роланд, ты мокнешь. Возьми зонт и иди в дом".
"Я итак намок. Держи".
"У меня полотенце".
Роланд потаращился на неё пару секунд. Потом закрыл зонт, поставил его к её ногам и пошёл в дом. Тина подождала полминуты и последовала за ним, укрываясь под полотенцем. Отойдя несколько метров от коттеджа, она остановилась.
Глупость. Ну и кто тут глупый?
Но она не взяла зонт. Ливень был столь мощным, что вода просочилась сквозь полотенце до того, как она дошло до дома. Роберт стоял в холле, снимая свою мокрую одежду, чтобы развесить её на сушилку. Он скорчил рожу, когда увидел, что она пришла без зонта, но ничего не сказал.
Она повесила блузку на крючок в ванной и подумала, что вечер будет один из "тех самых". Раз уж они не смогли договориться, кому взять зонт, то и в конфликте разобраться не смогут.
Они не хотели решать проблемы, так что разногласия заканчивались на обоюдном молчании и жили, пока не угасали сами собой. В те редкие случаи, когда у них случалась перебранка, всегда была наготове гора различных нерешённых проблем, готовых вывалиться и увлечь в движение другие.
Тара завывала в комнате Роланда, и Тина уже начала прикидывать, как бы продержаться этот вечер, когда проблема решилась сама собой: Гёран позвонил и сказал, что скоро начнутся роды. Есть ли у неё время подбросить до больницы?
Разумеется, есть.
Элизабет и Гёран сидели на заднем сидении, сцепив руки. Их детям было пятнадцать и двенадцать, и их можно было оставить одних дома. Гёран рассказывал, что они имели благоразумие купить заранее новую видеоигру, чтобы подарить её им, когда придёт время.
Тина проворчала что-то подходящее и сконцентрировалась на дороге. "Дворники" работали на полной мощности, махая конвульсивно туда-сюда, и безуспешно пытаясь очистить стекло от воды полностью. Шины были стёрты до степени непрохождения осмотра, и Тина побаивалась жать больше пятидесяти, опасаясь гидропланирования. Пусть внутри Тины и жило зло, желающее её пассажирам мук и страданий, но сама она, сидя за рулём, не собиралась попадать в аварию, имея беременную женщину позади себя.
По крайней
мере,
пока нет грозы.
Гром и молния по-прежнему могли сбить её с толку. Правда, автомобиль, имеющий резиновую изоляцию с землёй, был лучшим местом, чтобы переждать грозу, но не во время вождения.
Когда они проехали Спиллерсбоду, дождь стал слабее и видимость улучшилась. Она взглянула на заднее сидение. Элизабет наклонилась вперёд, оперевшись на мужа, её лицо было искривлено от боли.
"Как дела?", спросила Тина.
"Нормально", ответил Гёран, "но мне кажется, что схватки скоро начнутся".
Тина ускорилась до семидесяти. Ей претила мысль о том, что ребёнок может родиться в её машине. Запах, исходящий от Элизабет, был уж точно не из приятных. Он въестся в обшивку на месяцы.
Они прибыли в больницу, и Гёран наполовину отвёл, наполовину отнёс Элизабет в роддом. Тина постояла у машины, не зная, что нужно делать, затем последовала за ними. Дождь более-менее закончился, лишь в воздухе висел туман мороси.
Только они вошли в больницу, как две медсестры подбежали к Элизабет, и двинулись с ней дальше, Гёран в паре шагов позади. Он даже не посмотрел в сторону Тины. Её работа была сделана, а с происходящим далее она ничего общего не имела. Тина постояла в коридоре, наблюдая, как группа скрывается за углом.
Как они собирались добираться домой?
Они рассчитывали, что она будет сидеть тут и ждать?
Если так, их постигнет разочарование. Тина сомкнула и разомкнула руки, глядя туда, куда исчезла семейная пара.
Подбежала медсестра и спросила: "Вам уже помог кто-нибудь?"
"Нет, ответила Тина. "Но мне помощь не требуется, спасибо".
Медсестра пахла больницей сильнее, чем сама больница, и Тина двинулась к выходу. Она начала дышать снова только на автостоянке. Этот запах продезинфицированной одежды и антисептика буквально доводил её до приступов паники. Причина уходила корнями в прошлое. Она помнила, как была в ужасе всё то время, пока находилась в больнице после удара молнии. Мечтая вернуться домой.
Было пятнадцать минут седьмого, когда непогода закончилась так же быстро, как началась. На голубом вечернем небе не было ни облачка, а полумесяц был остр как нож. Она засунула руки поглубже в карманы и пошла в направлении дома престарелых.
Отец смотрел "Свою игру". "Виктор Шёстрём, ты, идиот!", проворчал он на участника, считавшего, что режиссером "Возницы" был Ингмар Бергман. Следующий вопрос был о режиссере "Сокровищ Сэра Арнэ", и когда тот же участник вновь назвал Бергмана, отец попросил: "Выключи, ради бога. Это меня бесит".
Тина наклонилась и выключила телевизор.
"Дрессированный гиббон справился бы лучше", сказал отец. "Не знаю, зачем я это смотрю, в конце концов, меня это всегда начинает раздражать. Будь так добра, подай мне того апельсинового сока".
Тина поднесла кружку с палочкой к его рту, отец выпил немного, всматриваясь ей в глаза. Когда она поставила кружку, отец спросил: "Как ты? Что-то случилось?"
"Нет, с чего ты взял?"
"Просто глядя на тебя так подумал. Что-то с Бизнесменчиком?"
"Нет", отвечала Тина. "Просто... Я была в больнице, подвозила соседей, у них роды начинаются. Не знаю, почему, но находиться в больнице мне нестерпимо",