– Вы хотите сказать… – неуверенно начал Нейтон.
– Хочу сказать, что ты всё сделал правильно, – кивнул отец. – Твоя миссия – он взял со стоящего перед ним столика прозрачный бокал с чем-то тёмно-рубиновым, – остаётся прежней. Будь рядом. Наблюдай. Войди в доверие. Изучи его мысли… А если понадобится что-то ещё – я дам тебе знать.
Орсон поднёс бокал к губам, и слабые отблески камина потонули в вихре закружившихся пузырьков…
13.
В очередное бесцветное утро Убежища Герберт и Мария встретились за завтраком.
Предыдущий день им не удалось провести вместе, так как ребят распределили на разные задания, и теперь Мария увлечённо рассказывала Герберту о своей вчерашней работе в оранжерее.
– У них там столько всего, ты не представляешь! – говорила она. – Огромное помещение, и там выращивают овощи под лампами дневного света! Вчера мы удобряли помидоры, а работники следующей смены будут…
Герберт слушал её вполуха, без всякого энтузиазма ковыряя вилкой недожаренную, похожую на студень яичницу. Он спрашивал себя, как вообще можно так радостно говорить об окучивании помидоров, но тут же напоминал себе: «Коал-Хилл», – и всё сразу вставало на свои места.
Герберт поднял глаза на помост, где стоял стол лиловых. Сегодня все сидевшие там были облачены в весьма экстравагантную форму выше обозначенного цвета, подошедшую бы скорее какому-нибудь щёголю двадцатого столетия, нежели высшему слою общества двадцать второго века: длинные свободные пиджаки, рубашки на пуговицах, узкие галстуки и лакированные туфли – не хватало, кажется, только фетровых шляп.
«Кто вообще придумал одеть их в это дерьмо?» – раздражённо подумал Герберт.
Его брат, Генри, разумеется, тоже сидел за столом «элиты». Он выглядел довольно бодрым, и когда его сосед справа сказал ему что-то, с готовностью рассмеялся. На столе перед ним между голографических свечей на блюде лежала курица. Настоящая жаренная курица с хрустящей корочкой, а не грёбанный недожаренные яйца.
Его смех только вызывал у Герберта новую волну раздражения, поэтому он предпочёл отвернуться от стола лиловых.
Едва Герберт начал, прилагая немалые усилия, вслушиваться в то, о чём говорит Мария, как их беседу прервал вежливый, даже холодный голос.
– Прошу прощения, – раздалось над плечом у Марии.
Ребята подняли глаза.
– Можно сесть с вами?
14.
– Можно сесть с вами? – спросил высокий парень с голубыми глазами.
Тот самый, с которым едва не столкнулся Герберт несколькими днями ранее.
Мария в замешательстве бросила взгляд на Герберта, но, не получив ни одобрения, ни отказа, пожала плечами.
– Садись, – сказала она. – Здесь всё равно сегодня не занято.
– Благодарю, – кивнул незнакомец.
Он поставил свой поднос и отодвинул стул, чтобы сесть. При этом стул он приподнял, а не протащил ножками по полу, так что ребята не услышали того неприятного скрипа, который периодически раздавался в Трапезной то тут, то там.
Парень сел, вновь аккуратно придвинув стул, и принялся за еду. Мария и Герберт молчали, наблюдая за ним. Заметив их настороженность, незнакомец вытер рот тыльной стороной ладони.
– Наверное, я должен представиться, – произнёс он. – Меня зовут Нейтон Ла Форж, я из… Впрочем, уже не имеет значения, откуда я – всё равно этого места уже нет, – молодой человек скривился, и Герберт почему-то подумал, что Нейтон, очевидно, не очень переживает по этому поводу.
Однако Мария этого либо не заметила, либо не захотела замечать.
– Я – Мария Штерн, а это – Герберт Моррисон. И, знаешь, мне кажется, что наши дома постигла та же участь.
Нейтон улыбнулся.
– В сложившихся обстоятельствах, думаю, нам повезло, что мы здесь. И что в Убежище есть такие, как мы… Я имею в виду, подростки.
– Так ты поэтому мне помог – из «возрастной» солидарности? – вступил в разговор Герберт. – Я о том случае с подносом, – пояснил он. – Если бы не ты, я мог бы оказаться на месте того мужчины, которого избили охранники.
Нейтон поморщился, словно от зубной боли:
– Не говори ерунды. Любой сделал бы то же самое, если бы на него шёл человек, который вот-вот уронит поднос. А что до мужчины… – он на секунду замолчал, – он получил не за то, что разлил еду или разбил тарелку, а за то, что слишком борзо себя вёл.
– Ну да, ну да, – покачал головой Герберт, перед глазами которого тут же возникло холодное надменное лицо мисс Вэндженс.