— Ну, вот он и успокоился!
— Зато выспался, — философски заметил Келли.
К каюте подошёл Млич в обнимку с бутылкой коньяка.
— Не хотите компотик — можно чай с коньяком! — тут же нашёлся Леон.
Келли слепил из скотча ещё один бантик и занёс руку, раздумывая, куда приклеить.
Капитан перехватил его руку и вошёл в каюту вместе с зампотехом и бантиком.
И Рос быстро погасил голограммы девушек, словно бы сидевшие вокруг стола вместе с пилотами.
Одна показалась капитану смутно знакомой. Где же он её видел, а?
Он растерянно огляделся, не замечая виновника торжества:
— А где Рэм? Мне сообщили, что он уже двадцать минут, как прилетел?
Капитан развернул над браслетом карту крейсера, но Дерен первым нашёл маячок Рэма.
— В ангаре, господин капитан.
— А что он там делает?
Дерен пожал плечами, и капитан посмотрел на расплывшуюся в улыбке физиономию дежурного.
— Он там новичкам, ну пилотам, которых Ано привёз, лекцию читает про порядки на «Персефоне», — доложил дежурный. — Какой-то зелёный у него что-то спросил, и «па-а-неслась». Парни уже мемов нарезали и в сеть запустили. Вот.
Над браслетом дежурного вздулась голограмма ораторствующего Рэма. Вокруг него столпилось с десяток пилотов-новичков, привезённых Неджелом.
— …В офицерский совет берут по показателям, а не за выслугу лет. Возраст и прочее — роли не играют. Итону — двадцать два года, он — член офицерского совета.
— Да кто его там будет слушать? — возмутился один из новичков.
— Все, — отрезал Рэм. — На офицерском совете сначала говорят младшие. Традиция такая.
Дерен и капитан переглянулись. Рэм и в самом деле знал на крейсере всё. Он на нём вырос. Даже на офицерском совете бывал, прячась «под пузом» у Дерена.
— Вот! — осенило капитана. — Вот он пусть с ними и занимается! А ты!.. — он уставил палец на Дерена. — Ты у меня летишь на три месяца на Аскону!
— На три месяца? — обалдел Дерен. — А зачем?
Он не скрывал удивления. Дежурные на «Персефоне» хорошо знали, какая информация действительно секретная и молчать умели вполне.
— Будешь учить наследницу дома Оникса разбираться в нюансах родового цвета, — ехидно пояснил капитан. — А Рэмка переходит на это время в подчинение замполича. Будет новичков просвещать. Глянь, как они его слушают, мне бы так внимали!
Дерен фыркнул.
— Ты против, лейтенант?
— Ну почему, — Дерен дёрнул плечом. Может, он был и против, но понимал, что возражений от него капитан не примет. — Рэм тут лучше всех знает, как новичку приспособиться к местному бреду. Пусть учит.
— А ты — не вздумай жениться, — пригрозил капитан.
— Я? — потрясённо спросил Дерен. — Жениться?
— Ты-ты, — подтвердил капитан, изображая праведный гнев. — Это мне что, придётся тебя тогда ещё на месяц из графика выводить?
— На какой месяц? — Дерен соображал хорошо, но сегодня явно шла не его тема.
— Да на медовый! — осклабился капитан. — Иди уже, забери Рэма и тащи сюда. А потом отпустишь его на сутки, он мне морально здоровый нужен. А тебе эти сутки — чтобы собраться.
Дерен по-уставному кивнул, развернулся на каблуках и утопал по коридору. Даже не выругался.
«Сдержанный, понимаешь, какой, — подумал капитан, вспоминая, наконец, где он видел девушку, и пытаясь не заржать в голос. Ну, керпи!»
Керпи — дикие свиньи с экзотианской Граны — отличались феноменальной пронырливостью.
Чтобы прорваться в спецоновской лагерь, они обманывали сигнализацию, рыли туннели в бетоне, сжирали всё, что могли разжевать, и минировали по ночам территорию расположения.
Хитрые, вездесущие, упорные и безгрешные в своём живом природном напоре, керпи были образцом жизненной энергии, молодости и желания жить.
Если бы команда перестала напоминать капитану керпи, он бы заволновался, а так…
Жизнь — она и есть жизнь. Завтра мог последовать очередной убойный приказ, а сегодня — пускай балуются.
Спелёнатого скотчем Леона уже поставили посреди каюты и нарядили, как ёлку, облепив его бантиками разноцветного скотча, когда появились Дерен и Рэм.
Рэму тут же ткнули в руку кружку с компотиком и потребовали тост.
Парень сказал что-то, тут же заглушённое смехом, поднёс кружку к губам, сделал глоток, посмотрел на Дерена, потом на капитана, взирающего с непривычным для него умилением, и спросил:
— А вы зачем из асфодели компот сварили? Это же пряность. Тут же теперь лошадиная доза нейролептика. Её же чуть-чуть добавлять надо!
— А вот и поспишь сегодня покрепче, — пояснил капитан, улыбаясь, как монах, прозревший истину. — А завтра…
Вот, значит, что это был за компотик! Ну, повар! Ну, «разрешённое растение»! Дело-то было в дозе…
Капитан сообщил Рэму радостную весть об увольнительной и пошёл к себе, чтобы не мешать парням праздновать День начала колонизации Галактики.
В конце концов, уже вечер, а завтра — как выйдет. Да и Леону полезно побыть пару часов новогодней ёлкой.
Пояс дождей, Кьясна, эйнитская храмовая община
Очень трудно сдержаться, когда ты три месяца не видел любимую девушку: касание её губ, случайная дрожь тела и…
Но Рэм сдерживался из последних сил. Он хотел, чтобы Амаль тоже было хорошо в самый первый раз после разлуки, а не когда он уже достаточно остынет для долгих и медленных ласк.
— А как её звали? — спросила вдруг Амаль, и все мышцы его сократились разом, выбрасывая в космос.
Уже потом, когда Рэм лежал на песке у реки рядом с Амаль, весь мокрый от пота, он спросил:
— А зачем тебе? — и сразу признался: — Её звали Галка. Она была хорошая.
— Хочешь, я так назову дочку?
— Ты что, не предохраняешься? — вскинулся Рэм.
Амаль была младше Рэма: такая маленькая, тоненькая, почти прозрачная. Он всегда боялся, что ей ещё рано. Трудно будет выносить ребёнка, если она залетит.
Рэм слышал, что девушка-эйнитка может зачать, только если захочет, но слухи-слухами, а мало ли что?
— Я никогда не предохранялась, — улыбнулась Амаль и перевернулась на спину.
— А ты справишься? — Рэм накрыл её губы губами, не давая ответить, и минут пять они целовались.
Эйнитская община на экзотианский Кьясне была островком фантастического покоя. Время тут исчезало, и насчёт пяти минут Рэм был не очень-то и уверен.
Он бы и не узнал никогда, как живут адепты культа Тёмной Матери. За храмовую ограду не попасть просто так. Чужаку не пройти внутренний храм, хорошо защищённый от любопытных первородным страхом изменённого пространства.
Но у капитана Пайела была здесь семья. Гражданская. А Рэм был частью семьи военной. Ведь экипаж крейсера связан очень крепкими узами. И Амаль с Рэмом познакомились во время его первого же визита на Кьясну.
— Я бы давно уже смогла выносить и родить, — мечтательно сказала Амаль, глядя в небо. — Это ты был маленьким. Но теперь ты совсем взрослый. Скажи, ты что-то понял новое? То, чего у тебя не было?
Рэм задумался.
— Наверное, что мир хрупкий и надо его беречь. На крейсере я был самым младшим и все берегли меня, а тут… — Рэм прищурился и посмотрел на Ареду — горячее солнце Кьясны.
В общине была сиеста. Полдень — время самой жары. Вот они и убежали на пустой пляж возле реки.
— Может, ещё подождать? — спросил он. — Ты же на два года меня младше. Неужели ты совсем не боишься?
— Конечно, боюсь, — рассмеялась Амаль. Она смотрела прямо на солнце и слёзы стекали по её щекам. — А вдруг Мать даст нам мальчика, а я хочу девочку?
— Ты должна принять дар таким, каким он будет, — напомнил Рэм. — Нискья так говорит, а она тебе — вроде матери. Путь будет, кто будет. Разберёмся.
— А как назовём?
— А вот родится, мы посмотрим, что получилось, и назовём.
Рэм обнял Амаль, и она благодарно уткнулась в него лицом, вытирая слёзы.
15.01.2023