Джентльмен бросил на нее небрежный взгляд и, тоном, выдававшим некоторую заинтересованность, сказал:
— Что ж, Уильямс, работа совсем недурна. В ней чувствуется налет романтизма. Свет, на мой взгляд, передан просто великолепно, да и фигура, хоть и излишне гротескна, тоже производит впечатление.
— Да, не правда ли? — рассеянно откликнулся Уильямс, как раз в этот момент раздававший всей компании виски с содовой и потому не имевший возможности еще раз взглянуть на гравюру.
Разошлись гости довольно поздно. Оставшись один, Уильямс написал несколько писем, доделал кое-какую работу и, наконец, уже после полуночи, решил лечь спать. Собираясь в спальню, он зажег свечу и, когда уже потушил в кабинете лампу, случайно обратил внимание на лежавшую на столе, где ее оставил последний из смотревших на нее гостей, гравюру. Увиденное едва не заставило его выронить свечу (впоследствии он говорил, что если бы остался в тот миг в темноте, его бы хватил удар). Но поскольку ничего подобного не случилось, Уильямс поставил свечу на стол и присмотрелся к гравюре как следует. Результат осмотра был столь же невероятным, как и несомненным. В центре лужайки, перед неизвестным домом, была видна фигура, в пять часов пополудни совершенно точно отсутствовавшая. Закутанная в странное черное одеяние с белым крестом на спине, она ползла к дому на четвереньках.
Как следует поступать в подобных обстоятельствах, я судить не берусь: могу лишь поведать вам, как поступил мистер Уильямс. Он взял гравюру за уголок, отнес по коридору в другую комнату, спрятал в ящик, запер все двери и, перед тем как отправиться в постель, сделал запись обо всех странных изменениях, произошедших с гравюрой с того момента, как она к нему поступила, заверив написанное своей подписью.
Сон пришел к нему далеко не сразу: Уильмс размышлял о случившемся и пришел к выводу, что изображение на гравюре никак не зависит от его неподтвержденного свидетельства. Очевидно, человек, смотревший на нее вечером, видел то же самое, что и он: в противном случае Уильямсу оставалось бы лишь предположить, что у него самого неладно либо со зрением, либо с головой. Но поскольку такая возможность, к счастью, исключалась, утром его ждали два дела. Во-первых следовало пригласить свидетеля и весьма тщательно осмотреть гравюру в его присутствии, а во-вторых, непременно выяснить, что же все-таки за дом на ней изображен. Стало быть, ему предстояло пригласить к завтраку своего соседа Низбета и соответственно провести утро, склонясь над географическим справочником.
Низбет явился к 9:30 и (отмечу с сожалением), несмотря на столь поздний час, застал Уильямса не вполне одетым. Непосредственно за завтраком Уильямс лишь вскользь упомянул, что у него есть гравюра, которую он хотел бы показать гостю и узнать его мнение. Всякий, кто знаком с университетской жизнью, легко представит себе весь круг животрепещущих вопросов, какие могли обсуждать за воскресным завтраком два члена Совета Кентерберийского колледжа. Практически ни одна тема в диапазоне от гольфа до лаун-тенниса не осталась незатронутой, хотя я должен признаться, что Уильямс был несколько рассеян, ибо, вполне естественно, думал главным образом о гравюре, мирно лежавшей лицевой стороной вниз в ящике стола в запертой комнате напротив.
Наконец, была зажжена утренняя трубка и настал момент, которого он с нетерпением дожидался. С заметным — чуть ли не доходившим до дрожи — возбуждением Уильямс торопливо направился в ту комнату, открыл ящик, достал гравюру, и — так и держа ее обратной стороной вверх — вернулся, чтобы вложить лист в руки Низбета.
— Видишь ли, Низбет, — сказал он, — я хочу услышать от тебя полное и точное описание всего, что ты видишь на этом листе. Будь добр, не упускай ни малейших подробностей. Зачем мне это нужно, я потом объясню.
— Ну что ж, — откликнулся Низбет. — Я вижу изображение загородного дома, по все видимости английского, озаренного лунным светом.
— Лунным светом? Ты уверен?
— Безусловно. Луна, раз уж тебе нужны подробности, скорее всего в ущербе, а на небе видны облака.
— Хорошо, продолжай, — промолвил Уильямс, тихонько добавив в сторону: — Готов поклясться, когда я взглянул на нее впервые, луны не было и в помине.
— Да продолжать-то особо нечего. В доме один… два… три ряда окон, по пять в каждом ряду, кроме нижнего, где на месте центрального окна крыльцо, и…