Берар должен был выяснить условия нормализации отношений Франции с «национальной» Испанией. Французского посланца долго не принимали. Затем Хордана подчеркнуто холодно сообщил, что Франция должна признать режим Франко де-юре без всяких проволочек и немедленно передать ему все активы (включая золото Испанского банка и советское оружие), находящиеся на ее территории.
18 февраля Франко сообщил англичанам, что не даст никаких письменных гарантий побежденным республиканцам. Они должны положиться на «благородство» «генералиссимуса». Этот ответ звучал как издевка для тех, кто помнил резню в Бадахосе и Малаге.
Франкисты детально сообщали о своих переговорах с англичанами и французами, немцам и итальянцам, которые рекомендовали, не идти ни на какие уступки, приводя пример Мюнхена. Итальянские газеты открыто смеялись над «слабаками-французами».
Англичане, вызвав Аскарате, сообщили ему, что готовятся направить Франко ноту, в которой просят каудильо разрешить свободный выезд после войны всем желающим и судить виновных «в преступных действиях» по испанскому закону и в «разумных пределах». Форин офис хотел знать мнение республики. Аскарате сказал, что согласие на такой мир может дать только Негрин, и запросил телеграммой мнение премьера. Но Негрин не получил это донесение, так как в Мадриде его перехватил Касадо. 21 февраля англичане жестко заявили Аскарате, что если на следующий день они не получат ответ республиканского правительства, то оставляют за собой полную свободу действий в отношениях с Франко.
Не исключено, что Касадо действовал в Мадриде по согласованию с британским консулом, которого хорошо знал и с которым часто встречался. И англичане, и Касадо хотели свалить Негрина, выставив его противником и основным препятствием на пути заключения мира. Касадо мешал и связи приходившего в себя после Каталонии Рохо с военными в центрально-южной зоне. Рохо удивлялся, почему военное министерство не отвечает на его письма, отправленные в Мадрид из Франции дипломатической почтой. Ларчик открывался просто: почту перехватывала военная разведка (СИМ) Центральной армии по поручению Касадо. В конце февраля встревоженный Рохо направил самолетом своего адъютанта в Мадрид. На аэродроме Баррахос тот был сразу арестован по приказу шефа СИМ социалиста Педреро и без всяких объяснений заключен в тюрьму. Его выпустили только утром 28 марта, когда в преданный Мадрид уже вступали франкисты.
Чтобы хотя бы как-то сохранить лицо Лондон и Париж стали уговаривать президента Асанью подать в отставку, надеясь, что это вызовет окончательный коллапс республики и облегчит признание Франко де-юре. Но тот пока отказывался. Тогда, отбросив все условности, 27 февраля 1939 года Англия и Франция заявили о признании Франко де-юре в качестве единственного законного правительства Испании. Это был серьезный удар по всем патриотам в центрально-южной зоне, кто был готов продолжать сопротивление. Рушилась все «международная» аргументация Негрина — зачем теперь и дальше проливать кровь испанцев, если надежда на изменение позиций западных стран рухнула окончательно?
Еще до этих событий Негрин направил в Париж министра иностранных дел Альвареса дель Вайо, чтобы он уговорил Асанью вернуться на родину. Узнав об этом, Касадо попросил несколько членов Левой республиканской партии (в которую входил Асанья) также поехать в Париж, чтобы не допустить возвращения президента. К тому же посланцы Касадо должны были уговорить Асанью отправить Негрина в отставку и поручить формирование правительства из правых социалистов и республиканцев бывшему президенту кортесов, члену ИСРП Бестейро. Бестейро, как уже упоминалось выше, еще с 1937 года не скрывал своих капитулянтских настроений, а его ненависть к Негрину была беспредельной (Бестейро в лицо назвал Негрина игрушкой в руках коммунистов).
Узнав о признании Франко Англией и Францией, Асанья в тот же день, 27 февраля, написал письмо президенту кортесов Мартинесу Баррио, в котором сообщал о своей отставке. Помимо факта признания режима Бургоса Западом, в качестве причин своего шага Асанья приводил невозможность продолжения войны (при этом он сослался на упомянутый выше письменный доклад Рохо) и исчезновение государственного аппарата, политических партий и парламента.
Это был очень тяжелый удар по Негрину, нанесенный как раз тогда, когда премьер собирался покончить с пораженцами. Согласно испанской конституции новый глава республики должен был быть назначен в течение 8 дней. Но для этого надо было созвать всех депутатов кортесов, а также провести выборы выборщиков (президента избирала, как мы помним, особая Ассамблея, образованная из всего состава парламента и выборщиков в таком же количестве, избираемых всеобщим, равным, прямым и тайном голосованием). Было ясно, что проводить какие-бы то ни было выборы в Испании невозможно. Временно исполнять обязанности главы государства мог президент кортесов Мартинес Баррио, и Негрин немедленно предложил ему этот вариант. В ответ спикер парламента сообщал, что может быть утвержден в новой должности только кортесами. В парижском ресторане «Ла Перус» собралась постоянная комиссия кортесов из 16 депутатов (включая всех вице-президентов, кроме Долорес Ибаррури), которая дала санкцию Мартинесу Баррио на занятие высшего поста в государстве. Но 3 марта решили опять проконсультироваться с Негрином. «Конституционный кризис» на пустом месте затягивался, что давало Касадо долгожданный предлог для путча.
Однако Негрин, окончательно придя в себя после каталонской катастрофы, не собирался сдаваться даже теперь. Он разрабатывал планы продолжения войны. Премьер дал согласие на создание Маневренной армии во главе с Модесто. Даже если не представлялось возможным удержать Мадрид в случае франкистского наступления, правительство было готово сражаться на коротком фронте в окрестностях Валенсии. Примечательно, что и сам Франко начал сомневаться в возможностях Касадо и уже запланировал новое наступление на Мадрид, которое в случае необходимости сопровождалось бы ударом в направлении Валенсии.
В своей политике продолжения войны Негрин по-прежнему безоговорочно мог рассчитывать только на КПИ. Руководство партии вместе с Тольятти находилось в местечке Эль Пальмар (провинция Мурсия), недалеко от резиденции премьера. Кроме компартии Негрин мог опираться только на часть руководства своей ИСРП. Анархисты и республиканцы активно сотрудничали с Касадо, готовя переворот, ВСТ пребывал в прострации.
Негрин и коммунисты не были принципиально против мира. Но они понимали, что Франко пойдет на переговоры только с уверенным в себе правительством, готовым, в крайнем случае, драться до последнего. В самом лагере мятежников не хотели новых кровопролитных операций, так как и в «национальной зоне» терпение людей было на пределе.
25 февраля 1939 года Франко лично отдал своим эмиссарам на связи с Касадо приказ «ускорить события». 27 февраля Касадо ответил, что завтра будет сформирована хунта, и он просит принять Бестейро для оформления капитуляции. Но Франко, воспрянув духом после его признания Лондоном и Парижем и отставки Асаньи, ответил, что не будет иметь дело «с гражданским лицом» (Бестейро) и требует прибытия в Бургос 2 марта одного-двух «профессиональных военных» невысокого ранга для решения технических вопросов сдачи Народной армии.
2 марта один из приближенных Франко генерал Вилен ожидал на аэродроме Гамональ под Бургосом эмиссаров Касадо. Но они не прибыли. Получив жесткий ответ «генералиссимуса», Касадо и его сообщники заколебались. Их план создания «сильного» военно-гражданского правительства, которое, в отличие от Негрина, добьется почетного мира, был под угрозой провала.
Тем временем Негрин и коммунисты, знавшие о том, что переворот в Мадриде ожидается со дня на день, сами решили, хотя и с опозданием, взять инициативу в свои руки. Тем более, что 2 марта Касадо фактически открыл карты Идальго де Сиснеросу. Он сказал главкому ВВС, что только военные могут добиться от Франко почетного мира, а Негрин должен уйти с дороги. Он, Касадо, выторгует у «каудильо» не только гарантии от репрессий, но и невступление в Мадрид иностранных войск, а также признание за офицерами Народной армии их званий (вернувшись после войны в Испанию, Касадо до самой смерти добивался признания своего генеральского звания, но безуспешно). Идальго де Сиснерос рассказал о беседе с Касадо Негрину.