Восточные провинции были странами с древней цивилизацией, с уже давно сложившейся экономической, социальной и политической структурой, их культура даже в глазах победителей обладала ореолом глубочайшей древности и, следовательно, величайшего почтения. Римское завоевание не разрушило их социальные структуры. Но на них теперь еще наложилась влиятельная прослойка римско-италийских эксплуататоров: римские солдаты, провинциальная администрация, римские и италийские купцы, ростовщики, откупщики, арендаторы. Местная государственность была ликвидирована, что привело к значительному, хотя и не полному (ибо на местах она еще сохранилась), оттеснению правящей аристократии от власти. Продолжительные разорительные войны нанесли страшный удар средиземноморской экономике. Многие города были разрушены, массы людей обращены в рабство. В значительной степени переместились направления экономических связей, старые налаженные контакты рвались, а возникающие новые еще не могли полностью компенсировать утраты. Экономика восточных провинций все более ориентировалась на Рим. В политических целях римляне открыли свободный рынок на Делосе, практически ликвидировав этим торговое преимущество Родоса, а в 146 г. до н. э. разрушили такой важный экономический центр Балканской Греции, как Коринф. Это тоже нанесло тяжелый удар экономике эллинистического мира.
Единственной сферой эллинистической жизни, которая не только не претерпела ущерба в результате римского завоевания, но даже получила определенные выгоды, была культура. Рим принял греческую культуру в ее эллинистическом обличии. Греки стали модными в Риме. Греческие рабы-учителя покупались римскими богачами за бешеные деньги. Образованные римляне с удовольствием слушали греческих ораторов и философов, читали поэтов и прозаиков, драматургов и историков, воспринимали достижения эллинистической науки. Все это ложилось в фундамент римской культуры. Поэты и историки стали писать по-латыни, но на греческий лад. Позже Гораций ставил себе в величайшую заслугу, что он «приобщил песнь Эолии к италийским стихам». Но и задолго до Горация римская поэзия создавалась по эллинистическим образцам. Даже своих богов римляне теперь приравнивали к греческим и греческие мифы воспринимали как свои. Тот же Гораций сказал, что «побежденная Греция взяла в плен своего дикого победителя». Греческий язык стал вторым родным языком всякого образованного римлянина. В провинциях даже римская администрация предпочитала пользоваться греческим языком, и этот язык не только не был вытеснен латынью, но даже расширил сферу своего применения.
Сами греки очень остро чувствовали несоответствие между своим культурным превосходством и политическим бессилием. В душе они по-прежнему смотрели на римлян как на «варваров» и компенсировали политическое и экономическое подчинение «варварам» презрением к ним. Чувство оскорбленной национальной гордости, вынужденность «низов» нести двойное бремя эксплуатации, причем эксплуатация со стороны победоносных чужеземцев ощущалась еще острее, оттеснение знати от управления обществом на высшем государственном уровне и необходимость подчинения чужакам — все это вызывало ненависть к римлянам. Однако экономический упадок был слишком глубок, политическое бессилие было слишком велико, противоречия между «верхами» и «низами» общества были слишком значительными, чтобы подчиненные греки и другие народы эллинистического Востока могли открыто и самостоятельно выступить против Рима, и ненависть к нему выливалась обычно во время войн, когда значительные массы восточно-средиземноморского населения либо активно, либо пассивно поддерживали врагов Рима.
Близким было положение в Африке, на территории бывшей Карфагенской республики. Там тоже существовала старинная цивилизация, и культурный уровень местного населения был довольно высок. Но карфагеняне так долго рассматривались как заклятые враги и страх перед ними был столь велик, что воспринять карфагенскую культуру римляне никак не могли. К тому же в Африке рознь между финикийскими колонистами, основавшими в свое время Карфаген и ряд других городов и господствовавшими над соседями, и местным африканским населением была так велика, что ни о каком союзе между ними говорить не приходилось. Пользуясь этим, римляне активно внедрялись во все поры североафриканской жизни.