— Поросятина?
— Почему сразу — поросятина? Мы — кабанятина! — дружно тараторят разговорчивые сапоги.
— Хрен редьки не слаще... Во всяком случае, для Йожина.
Морге щёлкает перед моим носом пальцами, и морок бездвижности покидает чресла. Я облегчённо вздыхаю. Кажется, на этот раз пронесло. Вновь обретя силу в руках и в ногах, а с ней и привычное нахальство, спрашиваю у колдуньи:
— Так как на счёт гребня? Свою часть договора я исполнил — вернул тебе сварение желудка. Исполни свою.
— Ну, ты нахал, — удивляется колдунья.
— Хамло, — ни к месту поддакивают сапоги супротив хозяина.
— Какой есть. — Пожимаю плечами. — Сказочный мир — сказочные обитатели...
Путь в страну, где водятся единороги, лежит через раскинувшийся на горизонте горный кряж. Правда, как клятвенно заверила Морге, ничего про хоть одного убиенного обладателя единого рога она слыхом не слыхивала и знать не знает. И потому, откуда мог взяться гребень из оного рога, она ума не приложит. Что нисколько и ни удивительно — откуда у колдуньи ум, чтобы его хоть куда-то прикладывать...
Всю дорогу до трактира, где остался мой верный конь по кличке Сивый, сапоги без умолку болтают — про вонючие носки, про сухую прекрасную погоду, про каменистую дорогу, снова про вонючие носки, про Йожина с болота, что наделил их говорливостью с сознанием в придачу, и снова про носки... В общем, оставалось только радоваться, что в пасть к Йожину не загремел до кучи и мой Сивый. Представляю себе развесёлую компашку — говорящие сапоги на пару с говорящим конём...
— Заткнитесь вы уже! — неожиданно раздаётся незнамо откуда.
От неожиданности я останавливаюсь... Это ещё что за...
— Ну, началось, — начинают возмущаться сапоги, — Проснулся!
— Кто проснулся? — чувствуя, как начинают шевелиться волосы на макушке, спрашиваю я.
— Кто-кто... Аспид!
И я перевожу взгляд на свой ремень из кожи чёрного аспида.
— Да-да. Это я, — соглашается с моим недоуменным взглядом тот. — А нечего было лезть в пасть к Йожину. Там обретают сознание и дар речи любые вещи, выделанные из убиенных животных.
Вот же... Теперь к компании болтливых сапогов присоединяется говорящий поясной ремень. Голова просто кругом идёт.
— Так, давайте договариваться, — решаю установить границы дозволенного и области табуированного. — Можете чесать языками, или чем вы там болтаете, но только вне присутствия посторонних. Мне ещё обвинения в чёрной магии не хватало!
— А почему сразу в магии?! — дружно восклицают сапоги. — Мы из-за такой мелочи молчать не будем!
— А чем не угодил чёрный цвет? — присоединяется к возмущениям ремень из чёрного аспида, — Можно подумать, все беды человеческие исходят из наличия в подлунном мире чёрного...
— Цыц, малявки, — прерываю препирательства я и пытаюсь воззвать к разуму, какой он у говорливых вещей ни есть, — За подозрением в чёрной магии вполне может последовать испытание водой, а затем сожжение на костре. И обычно казнимые горят вместе со всей своей обувкой и с поясами.
— Какая дикость! — удивляется Аспид, — Никогда людям не доверял — ограниченные, примитивные в сознании своего надуманного величия создания.
Сапоги задумчиво помалкивают, видимо, оценивают риски своей сказочной разговорчивости.
— Так, что? Договорились? Болтаете только, когда рядом нет никого и это безопасно...
— Замётано, — неожиданно идут на уступки обычно несговорчивые сапоги.
— Это в общих интересах, — также соглашается и когда-то чёрный аспид, а ныне мой поясной ремень.
— Вот и прекрасно!
Проблем в трактире с болтливостью носимых вещей не возникает. Я рассчитываюсь с жадным до чужой наличности хозяином и забираю своего рысака. Продукты здесь сравнительно дешёвые, и купленного теперь должно хватить на несколько дней пути до страны единорогов.
Путешествие в седле, что, впрочем, ни удивительно, нравится сапогам больше пешей прогулки по каменистой дороге, и те, пребывая в хорошем настроении, весь путь до гор дуэтом распевают похабные песенки. И как это ни странно, не без юмора.
Бесконечные просторы полей и лугов сменяет чаща глухого леса. И стоит только в неё углубиться, как впереди на тропе замечаю небольшую заварушку — четверо подозрительного вида бродяг лениво мутузят мелкого пятого. Тот молча принимает удары и даже не пытается позвать на помощь. Наверное, не надеясь на её приход в столь глухом, безлюдном месте. И хотя имеется значительный перевес по числу разбойников, я направляю Сивого прямо в кучу-малу. Конечно, не без плана на отступление в случае чего неприятного.
Завидев конного, бродяги оставляют жертву лежать, а сами молча перегруппируются, наверное, прикидывая шансы на новую поживу.