Борьба между аристократией и демократией приняла к концу V в. крайне ожесточенные формы. Борьба между Спартой, где у власти стояла аристократия, и Афинами, где у власти стояла демократия, постепенно превращалась из борьбы между государствами в борьбу между классами, вернее — группировками: аристократы в демократических государствах были, как правило, государственными изменниками и не только сочувствовали, но и активно содействовали Спарте; так же поступали демократы в аристократических государствах. Эта борьба не кончилась победой ни одной из группировок, приведя обе концепции к полному банкротству, так как обанкротилась самая идея суверенного полиса; она привела к крушению всего эллинского уклада и к замене его укладом эллинистическим. Этот кризис резко обозначился уже в конце V века.
Ксенофонт — интересный и типичный продукт этой борьбы, достигшей своего кульминационного пункта в 404 г. Вряд ли можно сомневаться в том, что события 410 г. Ксенофонт («Греческая история», кн. I, гл. 2) описывает по личным воспоминаниям; поэтому можно быть уверенным, что он родился во всяком случае ранее 430 г. и, следовательно, в эпоху наибольшего ожесточения этой борьбы в Афинах он был уже взрослым человеком. Самое его происхождение. — Ксенофонт происходил, как свидетельствуют Страбон и Диоген Лаэрций, из почтенного и богатого рода — должно было толкнуть его в аристократический лагерь.
Молодость Ксенофонта протекала в эпоху Пелопоннесских войн, носивших, может быть, характер не столько междуполисной, сколько междупартийной борьбы. Действительно, стоило спартанцам приблизиться к какому-нибудь городу, как местная аристократия начинала всячески содействовать им, а где удавалось, — и открыто переходить на их сторону. Если аристократия поступала иначе, то причиной этого был исключительно страх пред мщением демократов. Правда, по учению этих аристократов, высшей добродетелью гражданина было безусловное подчинение государственным установлениям; однако, при этом имелось в виду только такое государство, которое соответствовало их аристократическим идеалам; в противном случае настоящий реакционер не только имел право, но и был обязан сделать все возможное для водворения «справедливого» строя и уничтожения «злых демократов». В Афинах все аристократическое общество было настроено не только лаконофильски, но страдало настоящей лакономанией: спартанские порядки считались верхом совершенства, детей сплошь и рядом посылали на воспитание в Спарту. В такой обстановке жил и воспитывался молодой Ксенофонт. Он был для своего времени образованным человеком, но такое воспитание считалось тогда необходимым для блестящего светского юноши; остроумная характеристика Платона — «прежде всего светская безупречность, а затем уже истина» — относится прежде всего к нему.
Правда, в самые последние годы V века Ксенофонт был — в течение очень короткого времени — учеником Сократа. Но он пошел к Сократу не потому, что хотел найти цель и смысл жизни, и не из любви к отвлеченному философствованию. Ставшее в то время модным «высшее образование» можно было получить только у софистов, вроде Протагора, представителя демократического и материалистического течения. Наоборот, Сократ подвергал уничтожающей критике демократические установления, считал, что во главе государства должны стоять люди, с детства готовившиеся к делу управления государством, т. е., практически, аристократы; он открыто отдавал предпочтение аристократической Спарте перед демократическими Афинами, где правят «горшечники и кожевники», и охотно цитировал содержащийся в «Илиаде» эпизод с Ферситом, преисполненный презрения к черни. Разумеется, более глубокий анализ учения Сократа показывает, что его нельзя без дальнейших околичностей причислить к аристократическому лагерю, но до этого не было дела рядовому афинянину; неудивительно поэтому, что Аристофан в своих «Птицах» употребляет слова «лакономан» и «сократовец» как синонимы и что это же лаконофильство и враждебность к демократии послужили впоследствии причиной осуждения Сократа.