Патриция задумалась.
— На ваше усмотрение, — наконец сказала она, решив, что сюрприз получить приятнее, чем ломать сейчас голову. — Пару закусок, первое, второе — обязательно мясное и бутылку шампанского. Да, и мороженное, желательно фруктовое, соку какого-нибудь…
— Хорошо, — сказала горничная. — Когда вам подать?
Патриция глянула на квадратные часы, висящие на стене высоко над кроватью.
— Через час, пожалуйста. Я хочу принять ванну.
— Я все сделаю, как вы просили, — заверила горничная.
— Спасибо.
Выпроводив ее, Патриция вошла в ванну и открыла краны. Ванна была большая и уютная. Патриция скинула шорты и с удовольствием забралась в горячую воду.
Долго лежала в приятной воде, наслаждаясь покоем, затем взяла мочалку и стала остервенело натирать себя, словно стараясь смыть с себя остатки прикосновений похотливых сердцеедов и извращенцев, которые обладали ею после Тома.
Она хотела снова стать чистой. Снова хотела любви, хватит с нее эротических похождений.
Патриция в свое удовольствие пообедала, в одиночку выпила бутылку шампанского. Она решила как следует выспаться, а потом разыскать Тома. Это было ее окончательное решение. Она даже попросила у горничной телефонную книгу Пирея, и выяснила телефон и адрес Тома.
Однако, когда она проснулась на следующий день, проспав подряд более четырнадцати часов, вчерашняя решительность несколько поколебалась.
Она вытряхнула на постель все вещи из объемистой сумки и начала рассматривать чем она располагает. Потом взяла косметичку, которой почти никогда не пользовалась, и пошла в ванну.
Когда она спустилась вниз, вчерашний портье открыл рот от изумления — настолько разительно Патриция поменяла свой имидж. По лестнице вчера поднялась спортивного вида утомленная туристка, сегодня спустилась роскошная дама.
Дорогие лакированные малиновые туфли на высоком каблуке, почти до туфель выходное платье с претензией на уникальность из красного полупрозрачного материала с крупными желто-оранжевыми цветами и с большим декольте, кокетливый шарф из такой же ткани. В тщательно уложенных волосах красная заколка-обруч, кардинально меняющая прическу, лицо талантливо подкрашено, в ушах большие золотые серьги — каждая деталь подчеркивала ее красоту, женственность и обаяние.
Патриция миновала портье, который не мог отвести от девушки восхищенного взгляда, пораженный столь удивительным перевоплощением, и с гордо поднятой головой прошла в бар.
Бар был почти пуст. Лишь у стойки скучал на высоком круглом стуле толстяк лет пятидесяти в светлом дорогом костюме, да за столиком сидела перезрелая напомаженная дама, считающая, что бабье лето у нее отнюдь еще не кончилось. Скучающий бармен перед толстяком смешивал ему коктейль.
Патриция вошла в бар и помещение словно ярче осветилось. Все три пары глаз оказались прикованным к ней: бармена — профессиональный, толстяка — восхищенно-отстраненный (ибо понимал, что это не для него, хотя средствами обладал не малыми), и возмущенно-завистливый дамы, ибо когда-то и она…
Патриция поправила ворот платья, чтобы не закрывал превосходную грудь, не стянутый всякими излишествами вроде лифчика, и направилась прямо к толстяку.
— Доброе утро, — улыбнулась она ему.
— Доброе утро, — с готовностью ответил тот.
— Здесь свободно?
Толстяк соскочил с места и сделал приглашающий жест рукой, указывая на соседний высокий стул, обитый малиновой кожей:
— Да, конечно, прошу вас…
Она села и обратилась к бармену:
— Дайкири, пожалуйста.
— Мы кажется, незнакомы, — сказал толстяк в элегантном светлом костюме. И представился: — Мартин Мюллер. Можно вам купить коктейль?
Она развернулась в его сторону и сказала, нагло улыбаясь ему в глаза:
— Вы можете покупать что угодно. Включая меня, разумеется.
Эта фраза покоробила его, но он сделал вид, что не расслышал и пригубил разбавленное виски из своей рюмки.
— Вы отдыхаете? — спросил он.
— Да, — улыбнулась она.
— А могу я спросить откуда вы?
— Конечно. Спрашивайте, — милостиво позволила она.
— Так откуда вы?
— Из Константинополя.
— Из Константинополя? — не понял он и вдруг радостно воскликнул: — А! Вы хотите сказать Стамбул?
— Стамбул, Константинополь — какая разница? — пожала она плечами. — Когда работаешь в публичном доме не замечаешь никакой разницы.
Он вздохнул и отвернулся. Но желание продолжить знакомство с этой роскошной, непонятной женщиной обуревало его. Патриция прекрасно это понимала.
Бармен подал ей заказанный коктейль.
— Спасибо, — сказала она равнодушно и потянула из соломинки.
Посмотрела на толстяка и ни слова не говоря, лишь мило улыбаясь, потянулась за его сигаретами. Взяла сигарету, вставила в рот и вопросительно-ожидающе посмотрела на собеседника. Толстяк схватился и зажег зажигалку, но бармен профессионально опередил его, услужив очаровательной клиентке. Патриция улыбнулась и прикурила от зажигалки бармена. И посмотрела внимательно на толстяка. Наверно, в жизни он совсем другой человек — симпатичный, компанейский, отличный работник и прекрасный, любящий отец и муж. Но когда такие вырываются на время из привычного семейно-будничного круга, они тут же превращаются совсем в других, однообразно-любезных охотников за женскими телами, и кроме этого самого пресловутого тела, им больше ничего не требуется.
Патриция выпустила струйку дыма из коралловых губ прямо в лицо толстяку и спросила лениво:
— Вы один?
— Да, — обрадовался тот — Я один и у меня отпуск.
— Греция такая идиотская страна, что в ней постоянно ждут сюрпризы. В этом костюме ты сейчас изжаришься.
Он посмотрел на свой пиджак.
Патриция решила слегка поторопить события. Она вновь чуть раздвинула ворот и задрала разрез платья, демонстрируя ему свою стройную ногу.
— Как вам нравится мое платье, Мартин? — спросила она.
Он похотливо улыбнулся:
— Очень сексуально.
— И наверняка вам нравится моя ножка, верно?
— Да, — согласился толстяк. — Очень. Прелестная ножка.
— А груди? — продолжала дразнить его Патриция. — Они у меня такие упругие, мягкие. Хотите попробовать?
Дама за столиком, не отрывающая от них внимательных глаз, чуть не поперхнулась своим кофе. Она была поражена наглостью незнакомки и одновременно восхищена. Дама неделю торчит целыми днями в баре и ресторане без какого-либо результата, так и отпуск пройдет без намека на флирт. А тут эта восхитительно бесподобная наглость… Надо взять ее приемы на вооружение, молодость здесь ни при чем, дама еще не стара, в самом соку, только она излишне скромничает, а, оказывается, надо идти на таран, если хочешь затащить мужика в постель.
— Что? Прямо здесь? — удивился толстяк.
— Ну, — кокетливо улыбнулась соблазнительница, — бармен не будет возражать, верно?
Толстяк посмотрел на бармена, тот понимающе улыбнулся: мол, что хотите вытворяйте, лишь платите, да чтоб неприятностей с администрацией не было. Толстяк окинул взглядом зал. Дама за столиком хищно улыбнулась ему, чуть ли не облизнулась.
— Да, но… — промямлил толстяк.
— Тогда, может быть, в вашем номере? А? — Патриция встала с обитого малиновой кожей круглого стула на одной металлической ножке.
Не оглядываясь — куда он денется! — пошла к выходу из бара.
— Ну смелая! — восхищенно прошептал толстяк, расплатился и поспешил за ней — не упускать же такой шанс!
Дама проводила их завистливым взглядом.
Они поднялись на лифте на четвертый этаж и пошли по коридору. Она шла уверенно, высоко подняв голову, толстяк семенил сзади, довольно улыбаясь и плотоядно потирая руки. Она спиной чувствовала его взгляд чуть пониже спины.
«Зачем я иду? — Вдруг с неожиданной отчетливостью Патриция поняла, что ничего хорошего из этого мероприятия не получится. — Зачем я вообще пошла в бар, надела эти тряпки? Лишь для того, чтобы все испробовать? Так все ясно без слов. Зачем? Ведь решила же вчера, что пойду к Тому… Зачем колебаться и испытывать судьбу?».