Как вы понимаете, существует огромное разнообразие определений гностицизма (отсылаю вас к своему же давно опубликованному в сети докладу «Современные определения гностицизма», где я попытался как-то их систематизировать; там, в том числе, приводится и определение, данное А.Ф. Лосевым, в библиотеке имени которого мы с вами сегодня и собрались). Лично мне наиболее близко хронологически самое новое из таких определений, данное тем же Дмитрием Алексеевым (см. – обязательно! – его статью «Определение гностицизма»). Приведу его полностью:
«Гностицизм — комплекс идей, основывающийся на различении и даже противопоставлении в начальных главах книги Бытия Бога (Элохима, Быт., 1:1-2:3), и бога Яхве (Быт., 2:4 слл). Этот комплекс идей нашел своѐ многообразное выражение и развитие как в канонической и апокрифической христианской, так и в не-христианской литературе, а также в религиозных представлениях ряда групп в поздней античности, Средневековье и Новом времени вплоть до сего дня».
Таким образом, тот самый гностический дуализм, в существовании которого отцы церкви упрекали исключительно «еретиков», был имплицитно заложен и в раннем христианстве как таковом (что, кстати, вынуждает ряд исследователей, например, Майкла Алана Уильямса, вообще настоятельно призывать коллег к тому, чтобы отказаться от терминов «гностики» и «гностицизм» как надуманных, что он делает в своей книге ―Rethinking Gnosticism, 1996). В самом деле, вряд ли анонимный автор «Евангелия Господня» считал себя гностиком. Вряд ли апостол Павел считал себя гностиком. Да и все, кого мы с легкой руки ересиологов и по сей день называем гностиками, сами себя так не называли (а термин «гностицизм» и вовсе появился только в XVII веке). Они считали себя как раз носителями и прогрессорами основной идеи вновь зародившейся и еще пока не мировой христианской религии – идеи всяческого обособления от нормативного иудаизма, ухода от описанных в Библии жестоких реалий века сего и до предела усложненных поведенческих норм к религии любви к подлинному Небесному Отцу и к ближнему (в связи с чем чрезвычайно показательны слова Иисуса, зафиксированные в Ин. 8:44 и обращенные к ближнему кругу слушателей: «Ваш отец – диавол»). Хотя, если угодно, именно в следовании этой идее и заключался гнозис большинства первых христиан.
Разумеется, первоначально эта идея могла заинтересовать только коренных жителей палестинских колоний Римской империи (ибо важен этногеографический ее контекст). Однако то, что вызвало христианство к жизни, по мере неизбежного в имперском культурном плавильном котле продвижения новой религии от провинции к столице, Риму, стало терять свое значение и даже в каких-то моментах обращаться в свою полную противоположность (ранее я уже говорил о римлянах-монархианах, которых пытался вразумить Маркион). И кончилось это, в конце концов, тем, что метрополия решила извлечь политическую выгоду из изменившейся к тому времени до неузнаваемости новой религии и в 4-м веке провозгласила ее государственной. Разумеется, это наше описание грешит некоторой краткостью и схематичностью, но публичная лекция – не монография, всех нюансов в ней не описать.
Итак, прежде, чем перейти к текстам, которые считаются самыми ранними по времени, условно говоря, «гностическими» первоисточниками, в контексте разговора не о «гностицизме вообще», а о конкретной заявленной сегодня теме, хочу воздать дань уважения не только цитировавшимся сегодня Дм. Алексееву и А. Хосроеву, но и новосибирскому исследователю Евгению Афонасину, который систематизировал и перевел почти все гностические греческие фрагменты, донесенные до нас отцами церкви. Это особенно важно в силу того, что целиком работы многих ересиологов до сих пор не переведены на русский язык. Например, греческий текст «Опровержения всех ересей» Ипполита полностью не переведен на русский и по сей день (только в последней четверти XIX века в России была издана его первая книга, «Философумены», не имеющая отношения к христианству как таковому). Время от времени, в том числе и в этом зале накануне сегодняшней лекции, мне доводилось слышать о том, что переводы Афонасина якобы «оставляют желать лучшего». На мой взгляд, это не более чем наветы, обусловленные специально распускаемыми его недоброжелателями слухами (уж позволю себе такую ремарку как человек, изучавший язык в университете, хотя и не имевший по нему отличных оценок). Таким образом, я особо рекомендую вам, господа, две книги Афонасина: это «Школа Валентина: фрагменты и свидетельства» (2002 г.) и «Античный гностицизм. Фрагменты и свидетельства» (также 2002 год и ряд переизданий). При этом всѐ же замечу, что с трактовкой сути гностической доктрины у Афонасина я согласен, скажу прямо, далеко не всегда.