На протяжении этого периода, благодаря выпуску знаменитых персидских золотых монет, названных «дариками» (барешн) в честь Дария, который первым стал чеканить их в Малой Азии, — значительно расширились греко-персидские связи. Так, в Сирии было позволено возродить греческий эмпорий в Аль-Мине (туда стали ввозить множество товаров из Афин). Однако персидское вторжение в Кирену (ок. 515 г. до н. э.) привело к разрушению местного храма Зевса. Далее, поход Дария против Фракии (которую он присоединил к своим владениям) и Скифии (которую ему покорить не удалось), предпринятый ок. 513–512 гг. до н. э., перенес границы Персидской державы в Европу, что неотвязной угрозой нависло над Балканской Грецией (Приложение 2).
Вспыхнувшее в скором времени массовое восстание ионийских городов против Персии (499 г. до н. э.) потерпело крах в битве при Ладе (495 г. до н. э.). Утешением для греков явилось то, что сатрап Мардоний назначал в разгромленных материковых городах не диктаторские, а скорее демократические режимы. Тем не менее участь разрушенного персами Милета повергла в ужас весь греческий мир, и недаром: так как Дарий, ранее приютивший у себя изгнанного из Афин самодержца Гиппия, вознамерился воспользоватьеся тем обстоятельством, что Афины и Эретрия выслали в помощь мя-тежникам-ионийцам корабли и воинов, как оправданием для своего будущего нападения на Грецию (в 490 и 480 гг. до н. э.)1
Главнейшими персидскими столицами имперской эпохи были: Пасаргады, строительство которых начал Кир II Великий, приглашавший лидийских и греческих каменщиков (559–550 гг. до н. э.); Персеполь, «весенняя» столица Дария I, в создании которой роль греческих зодчих и ваятелей оспаривается; и Сузы, «зимняя» столица и административный центр Персидской державы, куда, как гласит табличка об основании города, Дарий созвал искусных мастеров из числа самых разных народов — в том числе и греков. Хотя эти здания сохраняли преимущественно ассирийский и вавилонский характер (и обнаруживали следы египетского влияния), в их устройстве можно распознать множество греческих черт. При дворе Дария I и Ксеркса I работал знаменитый ваятель Телефан из Фокиды (или из Фокеи, или из Сикиона?).
С другой же стороны — что более важно, — монотеистическая зороастрийская религия персов постепенно оказывала влияние на греческую мысль. Оно ощущается, в частности, в богословской поэзии Ферекида Сиросского (ок. 550 г. до н. э.); про Пифагора же ходили слухи, будто он встречался в Вавилоне с самим Зороастром. Это была всего лишь выдумка, зато его учение о перевоплощении душ явно вторит похожим верованиям, изложенным в индийских Упанишадах, знание которых тоже вполне могло просочиться к греческим мыслителям благодаря персам-зороастрийцам. Тяга самого Пифагора к этим восточным влияниям восходила, вероятно, еще к ранней поре его жизни на Самосе.
Гераклитово представление о том, что души воспаряют в воздух после смерти, обнаруживает сходное индийское или персидское происхождение; и милетские мыслители — в частности, Анаксимандр и Анаксимен30, — высказывали воззрения, близкие учениям Упанишад и зороастрийства. Однако такие религиозные взгляды обрели по-настоящему широкую известность в Греции — из персидских источников — не раньше V века до н. э..
ВСТРЕЧНЫЕ ВЛИЯНИЯ: ФРАКИЙЦЫ И СКИФЫ
фракийцы были носителями индоевропейского языка. Но при этом — хотя и сочинялись истории о том, что их мифический фракийский царь Терей (в иных версиях он назывался правителем Давлиды в Фокиде) взял в жены Прокну, дочь афинского царя Пандиона, — они не были греками. У них не имелось собственной письменности или литературы, поэтому нам известно о них только благодаря греческим авторам. А их описания отрывочны, уничижительны и к тому же ограничены исключительно сведениями, имевшими непосредственное касательство к греческим делам. Правда, теперь к ним прибавились еще и данные археологии, хоть и не очень обильные.