Солон произвел также (возможно, на втором этапе своей деятельности) ряд законодательных преобразований, которые — несмотря на пелену позднейших искаженных пересказов — явно имели огромное значение как для той эпохи, так и для грядущих времен. Для начала Солон ввел имущественный ценз, разделив всех граждан на четыре разряда (τέλη): пен-такосиомедимны (πεντακοσιομέδιμνοι) — люди, чья земля давала ежегодно не менее пятисот медимнов зерна или равной меры прочих продуктов; всадники (Ιππείς) — граждане, которые были в состоянии держать собственных лошадей для военной службы; зевгиты (ζευγΐται) — что-то вроде «крестьян» (возможно, их прозвание происходило от слова ζεϋγος — «упряжка волов»), — получавшие от двухсот до трехсот мер жатвы; и наконец феты (βήτες), беднейшая категория граждан, в основном поденщики, наемные работники26. Первый из этих разрядов стал новшеством; его составляла немногочисленная, но явно влиятельная группа отчасти знатных, отчасти незнатных богатых (или сравнительно богатых) людей, что отражало рост достатка в течение недавних лет. Остальные категории, в том или ином виде, существовали издревле; теперь же Солон окончательно распределил их по ступеням новой сословной лестницы.
И вновь он добился «внепартийного» равновесия между крайностями консерватизма и излишнего новаторства. Проведенная им классификация носила консервативный характер, вполне отвечая старинным аристократическим представлениям о том, что каждому должно знать свое место, и являла образцовый пример эвномии — благочиния и твердого правления. О насильственных диктаторских мерах не могло быть и речи: «Я не хочу ничего силой тиранской вершить»27. Вместе с тем построив новую иерархию на основе тимократии, то есть избрав в качестве главного критерия достаток, а не происхождение, Солон создал понятие безличного государства (в противовес прихотливому самовластью знати) и тем самым заметно подточил господство евпатридов — причем без всякого сожаления, так как во многих из них видел людей беспощадных.
Даже феты — пусть они были слишком бедны, чтобы иметь собственное оружие и доспехи, пусть они были отлучены от любых государственных должностей, — даже они теоретически наделялись правом участвовать и голосовать в Народном собрании и заседать в суде присяжных — гелиэе. В какой мере и начиная с каких пор они стали пользоваться этим правом на деле, остается неясным. Однако сам по себе такой шаг — включение беднейшей категории жителей в политическое сообщество — по-видимому, был афинским новшеством, которому другие города, насколько нам известно, не спешили последовать. Что касается зевгитов, этого «среднего сословия», то им отныне был открыт путь к правительственной службе. Очевидно, высшие государственные должности, распределявшиеся между девятью архонтами (и пожизненное участие в заседаниях древнего Ареопага, которое предусматривалось по окончании срока их службы), — по-прежнему могли занимать представители лишь двух высших разрядов (или даже, вплоть до 487/486 гг. до н. э., только первого разряда), — опять-таки, заметим, по праву достатка, а не происхождения.
Но особенно важным обстоятельством стало то, что зев-гитам, по-видимому, разрешили заседать в другом, новом совете — буле (βουλή). Этот совет, состоявший из четырехсот человек (по сто от каждой филы), будто бы был создан Со-лоном: так считалось с конца V века до н. э. (а возможно, и много раньше). И хотя предпринимались усиленные попытки, особенно за недавние годы, опротестовать такой взгляд как позднейшие измышления местных хронистов-атфидогра-фов, стремившихся «изыскать» почтенный прецедент для созданного впоследствии Совета пятисот (Клисфеном — раздел 5, ниже), — мнение о том, что Совет четырехсот учредил именно Солон, все же можно считать приемлемым. При том, что позднейшие афинские писатели действительно были горазды на такие «подтасовки», — в данном случае едва ли что-либо подобное было совершено и встречено всеобщим доверием, будь оно отъявленной ложью.
Итак, допустим, что Солон учредил новый Совет четырехсот. В чем же заключались его задачи? Остается признать, что это нам неизвестно — хотя совет этот и называли одним из «двух якорей государства»28. С определенностью можно лишь сказать, что он помогал Ареопагу поддерживать порядок в городе, и в то же время ограждал афинян от излишне суровых решений этого аристократического суда, ограничивая его повседневные полномочия (хотя Ареопаг продолжал проводить испытания «на благонадежность» среди должностных лиц и проверять их отчеты — δοκιμασία Ηεύθυνα, вплоть до 462 г. до н. э.). Учредив новый Совет, Солон, должно быть, помнил о спартанском прецеденте.