Мы не знаем, был ли уже Совет четырехсот, как позднее Совет пятисот, пробулевтичен (то есть выносил ли предварительные постановления для Народного собрания [экклесии]). Но вполне возможно, что этих четырехсот избирало именно Народное собрание, уже превратившееся в силу, с которой нужно считаться (хотя представление о народовластии внедрилось отнюдь не во все умы). Это явно признал Солон, коль скоро сам он провозгласил, что δήμος, или «народ» (здесь — синоним Народного собрания) вполне достоин τιμή — «чести», или привилегии29, то есть является подлинной политической силой, — так что у всех его сторонников из народной среды, присполненных надежд, имелись основания для удовлетворения. Солон снова показал себя образцовым мастером на компромиссы. И снова, благодаря такому сохранению равновесия между стариной и новизной, он дал этой новизне ход, словно перекинув мостик к политической философии будущего, в рамках которой предстояло расцвести демократическому строю.
Салон не чуждался телесных радостей, ценил красоту юношей и женщин, почитал за счастье иметь сыновей, дру-зей-чужеземцев, добрых коней и охотничьих псов. Но знал он и то, что все это не в силах отвратить болезней и смерти, которая бесшумно настигла его в возрасте восьмидесяти лет. Он чрезвычайно гордился тем, что, невзирая ни на какие уле-щения, отказался стать тираном Афин30. Он хотел, чтобы народ был доволен жизнью, но не хотел ни приказывать ему, ни внушать, как должно достигнуть такого состояния: народ должен понять это сам.
Глава 4. ПИСИСТРАТ И ЕГО СЫНОВЬЯ
Однако надежды Солона на то, что афиняне, получив от него общие указания, сумеют сами добиться спасения, не оправдались. Он прожил достаточно долго и смог воочию увидеть, что произошло вместо этого. Хотя его своду законов и некоторым общественным реформам суждено было остаться в силе, его политические преобразования не только не отвратили, — напротив, скорее, немедленно породили новые, крайне болезненные затруднения. Иными словами, упразднение Сол оном принципа происхождения, на котором дотоле покоилось аристократическое могущество, дало повод новой борьбе за власть. Ибо знать вознамерилась провалить его реформы (нацеленные на расширение правящего слоя), и Солон, верный своему примиренческому духу, оставил практически в неприкосновенности прежнее деление на семьи, роды и племена, что явилось залогом будущих распрей.
Знать взялась отстаивать свое прежнее положение — ослабленное, но еще не подорванное, — силясь заручиться голосами в пользу тех кандидатов на государственные должности, которых выдвигали они сами. Такая поддержка должна была исходить от средних и беднейших слоев населения, которые отныне пользовались в Афинах новыми гражданскими правами и свободами — при этом держась прежнего уклада жизни с его крепостью семейных, родовых и племенных уз. И вот с их помощью старинная вражда между могущественными домами евпатридов вспыхнула с пущей лютостью, о том, что близился кризис, говорят хотя бы перечни архонтов. Ибо в 590–589 гг. до н. э., а затем в 586–584 гг. до н. э. архонты назначены не были: царила йшрх 1а — безначалие.
Вышло так, что Народное собрание раскололось на три основные группировки, возглавляемые аристократами. Позднее эти три «партии» получили прозвания педиеев (яебгец, то есть «жителей равнины»), паралиев (яарбХюц «жителей приморья») и диакриев (бихкрюц «жителей гор»). Такой сугубо географический — в обход всех прежних — принцип разделения не учитывал действительного состава этих объединений — сложного и текучего, — и неоправданно отвлекал внимание от распрей, коренившихся исключительно в личной или межсемейной вражде. Следственно, в этих трех «фракциях» надлежит усматривать скорее расхожие понятия или ярлыки, нежели четко обозначенные географические единицы, — хотя они и вправду отражали более или менее прочные связи с тремя регионами Аттики, и возможно, были названы в честь тех областей, откуда происходили предводители группировок.
Среди педиеев преобладали древние семейства евпатридов, которым были не по нраву солоновские реформы. Паралии насчитывали многочисленных ремесленников и торговцев (демиургов и оргеонов), выступавших за умеренное солоновское законодательство. Их возглавили представители рода Алкмео-нидов, вернувшиеся из изгнания за убийство сообщников Ки-лона и разделявшие сравнительно передовые взгляды Солона. Основную массу диакриев (возможно, «отпочковавшихся» от паралиев) представляли пастухи и сельские наемники, трудившиеся в крупных поместьях, особенно в северо-восточной Аттике. Дарованное Солоном освобождение от долговой кабалы не смогло окончательно избавить их от нужды — или успокоить радикальные демократические настроения, вызванные этими лишениями.