Некоторое время Газард просто наблюдал за ними, сидя на шее у Гребешок и слушая их пение с большим вниманием. Потом сполз с шеи Гребешок и подошел к певцам поближе.
— Что вы поете?
— Мы поем алфавит, — сообщила Босоножка. — Ты кто?
— Я Газард, — представился мальчик, легко перескакивая через мощный корень. — Научишь меня?
Научит ли она? Да конечно! Больше всего на свете Босоножка любила кого-нибудь чему-нибудь учить. И вскоре уже три голоса вовсю распевали немудреную песенку.
Грегор ожидал, что их пение приведет в бешенство крыс, но, как ни странно, Коготок и Пролаза спокойно шли впереди, о чем-то перешептываясь, а шествовавший сзади Живоглот посвящал Хэмнета в события, произошедшие за десять лет его отсутствия.
Единственным, кого это сводило с ума, был сам Грегор. Ему хотелось поразмышлять, собраться с мыслями, заново вдуматься в каждую строчку «Пророчества крови», но он никак не мог сосредоточиться под жизнерадостное трехголосое пение «Алфавитной песенки».
Наконец Хэмнет объявил привал. К этому моменту Грегор буквально взмок — от макушки до носков. Лямки тяжелого рюкзака больно впивались в плечи. Пить хотелось ужасно, он бы, кажется выпил целое озеро — но, подумав, решил сохранить бутылку с ледниковой водой, что дал ему Марет: вдруг Босоножка попросит пить или сам он потеряется в джунглях, отбившись от остальных?
Для привала Хэмнет выбрал полянку у подножия огромного, с одной стороны покрытого мхом валуна. Грегор слышал, как где-то журчит вода, — но вокруг были одни лианы, воды не было видно.
Крысы стянули с себя рюкзаки с припасами и распластались на земле. Грегор, оглядевшись по сторонам, тоже разгрузился и уселся на землю рядом.
С высоты спустилась Найк и поставила бурдюки с водой по соседству с ними. Хэмнет открыл один и каждому дал напиться. Газард помог Хэмнету раздать хлеб, мясо и какой-то овощ вроде морковки. Грегор не чувствовал голода — возможно, от жары, но тем не менее съел все, что ему дали. Босоножка смолотила всю свою порцию и в придачу часть хлеба Темпа — как обычно. Таракан готов был отдать все для своей принцессы.
После трапезы Босоножка, Темп и Газард затеяли возле камня игру.
— Ка — Камень, — сказала Босоножка.
И они снова затянули «Алфавитную песенку».
Коготок и Пролаза, грызшие прихваченные от Арки Тантала косточки, вздрогнули и поморщились.
— Снова они за свое! — возмутилась Коготок.
— Я знаю один способ заставить их прекратить, но он довольно болезненный, — сообщил Пролаза.
— Знаете, это пение ничуть не хуже тех звуков, которые вы издаете, когда грызете свои кости, — возразил Грегор.
— Но должно же быть средство заткнуть их! — взмолилась Коготок.
— Мне оно не известно! — отрезал Грегор.
— Ну что ж, тогда мне придется придумать его самому! — сказал Пролаза.
— Вы, крысы… у вас, похоже, проблемы с маленькими детьми, — произнес Грегор. Живоглот никогда не проявлял симпатии к Босоножке и к Мортосу оставался равнодушен. — Иногда мне кажется, вы даже своих детенышей не любите.
Кажется, он что-то не то сказал. Глаза Коготок и Пролазы недобро блеснули. Неужели они сейчас набросятся на него? Учитывая последние события — этого нельзя было исключить.
— Кстати, о необходимости заткнуться, — вмешался Живоглот, обращаясь к Грегору. — У тебя, вероятно, не так много друзей — с таким-то языком, а?
Грегор не сводил глаз с остальных крыс. Он видел, как напряглись их спины. И его пальцы невольно коснулись рукояти меча.
— Наземный! — Это был Хэмнет. Грегор вспомнил их соглашение и убрал руку. — Вот и хорошо. Помни, где мы. Мы все. И почему мы вместе. Мы нуждаемся друг в друге, мои теплокровные друзья!
И тут раздался тоненький радостный голосок:
— Лэ — лягушка! Ой, Грррре-го! Лэ — лягушка!
Грегор нехотя отвел взгляд от крыс. Лягушка? Какая еще лягушка? О чем она?
Грегор поднял голову, и его моментально прошиб холодный пот. Босоножка сидела на камне, весело хлопая в ладоши, а у нее за спиной застыли Темп и Газард.
Камень теперь переливался всеми цветами радуги, словно чистейший бриллиант под ярким солнцем. И все от того, что его облепило множество маленьких разноцветных лягушек. Зеленые, черные, солнечно-оранжевые, фиолетовые, ярко-красные… смертельно опасные, полные яда.