Были некоторые трения из-за детей, говорят родственники. Дети ревновали мать, кроме того, Олег не оказался щедрым рождественским отчимом, который волшебно преобразил бы жизнь семьи: получал он около десяти тысяч (средняя зарплата в Асбесте) минус алименты, приходилось сжиматься. Софья, «девочка с характером», могла хлопнуть дверью и уйти к своему отцу, потом возвращалась. Однако помогали Насте — она жила отдельно, с мужем и ребенком, в квартире, доставшейся в наследство от бабушки. С мужем сложности — как говорили друзья Олега, он почему-то хронически не работает, в жизни у него два дела: либо пить, либо сидеть с ребенком. Настина зарплата нянечки в детском саду — около трех тысяч рублей в месяц; так или иначе, а значительная часть семейного бюджета Майоршина-Юдиной уходила на поддержку Насти и ребенка; Олег мог и прийти заступиться за падчерицу, когда случались скандалы. Наверное, ему нравилась эта роль, он чувствовал себя значимым — держать фактически две семьи, помогать, разруливать скандалы, отделывать дом; он уговаривал Светлану учиться, получить в учебном комбинате какую-то хорошую профессию, «не все же тебе лопатой махать». Жить планировали хорошо и долго, любили праздники, принимали гостей.
«Пара была потрясающая! — почти хором сказали мне супруги средних лет, соседи Светланы Юдиной. — Замечательная пара! Как любили друг друга, как ходили — загляденье, мы все любовались!» Они поднимались по лестнице, на женщине тяжело скрипела кожаная куртка, и сверху уже доносилось умиленное, восторженное: «Скандалов не было никогда, слова грубого от них не слышали!» Конечно, смерть ретуширует впечатления: все у них было, и скандалы, и обиды, и ссоры, — во всяком случае, до того мартовского дня, как случилась катастрофа. «Обычная русская пара, — уточнила Оксана Кудло, жена друга Олега. — Все как у всех».
«Из него сейчас делают какого-то ангела, — качает головой Ольга Юсупова, — а он обыкновенный совсем человек, средний, со своими недостатками». Конечно, не ангел, но и не демон же.
III.
В асбестовском деле смущает его стремительность, скоропостижность: от того мартовского вечера, когда все были здоровы, счастливы и немного пьяны, и до вечера июньского, когда Майоршин, накачавшись для решимости двумя литрами пива, стянул удавку на шее парализованной Светланы, — прошло всего-то три месяца. Не срок для смертельного отчаяния, не предел последней усталости. И все же...
Они были в гостях, выпили, хорошо посидели, душевно. Собирались домой, сидели на кухне, Олег торопил ее: «Светка, тебе утром на работу, я вызываю такси». Но она была в ударе, объявила: «Последний танец!» — и вышла в комнату с хозяином дома. Кажется, Света хотела показать «колесо», хозяин точно не помнит, он в эту секунду отвернулся к музыкальному центру и увидел Светлану уже на полу.
Она лежала на спине и говорила: «Мне очень больно».
Оступилась, бывает. Хотели перенести на диван, но Олег, когда-то работавший на скорой, что-то понял — по глазам, по особенной бледности — и сказал: «Не трогать». Вызвали скорую — и вот здесь, как предполагают родственники, и произошло самое страшное: врачи, раздраженные вызовом в пьяную компанию, попытались посадить ее на диван, наверное, тогда и сместились четвертый и пятый позвонки шейного отдела. Сидеть Светлана не смогла. Начали неметь ноги и руки, стала терять сознание. (Сейчас родственники говорят: если бы ей надели этот фиксирующий воротник на шею, если бы ее не трогали. Если бы. Если бы...)
В горбольнице ее оставили в приемном покое — оказалось, надолго: единственный дежурный врач неспешно зашивал пациенту руку. Майоршин кричал: «Иди к ней, она умирает!» — врач не реагировал, Олег полез в драку. Прибежала охрана, вызвали милицию, но на Светлану все-таки обратили внимание, повезли на рентген, — и то, что увидел врач на снимке, заставило его броситься к телефону. Пока Майоршин был в милиции (его, впрочем, отпустили, сказали — «мужик, мы тебя понимаем»), в Асбест уже мчался нейрохирург из Екатеринбурга — слава Богу, всего-то сто километров.
Олег всю ночь сидел у сестры и плакал.
Утром сказали, что сделали операцию. Состояние очень тяжелое, но жить будет, должна жить.
Он закричал тогда: «Господи! Лишь бы жила! Я ее подниму, выхожу!»
И напомнил сестре: опыт у него есть.
А через месяц сказал ей: «К сожалению, это совсем другой опыт».
IV.
Опыт был; в этой истории вообще много совпадений, от милых и трогательных (первую жену Олега тоже звали Светой, их дочка родилась день в день с младшей дочкой Светланы Юдиной) до трагических: Олег уже был сиделкой — и много лет. Мама заболела (сперва — острые головные боли, потом безумие, потеря личности, стала ходить под себя), когда Олег еще служил в армии, вернулся — сестра со своей семьей уезжала в другой город, там обещали работу, квартиру, перспективы (они вернутся через восемь лет). Олегу выпала такая вот дембельская радость — стать и братом милосердия, и санитаркой: кормить, обмывать, подмывать, гасить приступы; это длилось несколько лет, и он безропотно делал все, что должно. Наверное, с этого и началось то самое его «просто невезение», о котором говорит Ольга, — юность с утками, пеленками и уколами, потом неудачный брак (жена не отказывала себе в личной жизни), скандалы, поиски заработка, условная судимость за драку (считается погашенной). И вот свет в туннеле — Светлана. Кажется, первая женщина, с которой он был душевно близок, которая «понимала» и вела с ним какую-то даже светскую жизнь, и даже ссорилась из-за него со своими детьми. И ее катастрофа — в каком-то смысле тоже в логике его «невезения».