Герцог ударил кулаком по столу.
— И в этом ты прав. Именно поэтому я здесь. Валентин испытал тошнотворное чувство, будто он попал в какую-то ловушку. Только этого не хватало!
— Не будешь ли ты любезен, объяснить мне подробнее?
— Ты типичный гедонист, самый большой любитель наслаждений из всех, кого я знаю.
— Благодарю.
Мельбурн насмешливо фыркнул.
— Я говорю это не в порядке комплимента.
— Понятно. Я так и думал. А в чем же дело?
— Дело в том, что мой взгляд на принятые в обществе правила приличия диаметрально противоположен твоему. И Элинор это знает. Поэтому она не примет ни совета, ни наставлений от меня, но с готовностью прислушается к твоим.
Валентин вскочил на ноги.
— Что-о? Ты хочешь, чтобы я стал наставником Элинор? И научил ее грешить?
— Нет, конечно. Но, как ты изволил проницательно заметить, от моего вмешательства она будет все глубже погружаться в это безумие. А тебя она послушается. Мне кажется, она даже уважает тебя. Поэтому ты, Валентин, можешь удержать ее от серьезных неприятностей.
— Мне надо выпить, — сказал Валентин, переходя из столовой в библиотеку, где находился шкафчик с хорошим выбором спиртных напитков.
— Я много размышлял, — продолжал Мельбурн, следуя за ним по пятам. — Ты сможешь присматривать за ней, чтобы она не попала в беду, тогда как Шей, Закери или даже я, вмешавшись, лишь подтолкнули бы ее к чему-нибудь совсем скандальному.
Валентин налил себе виски.
— Скажи, в конце концов, что заставляет тебя считать, что я захочу участвовать во всем этом? — спросил он, подумав, что в последние сутки его мучили явно нечистые мысли об Элинор Гриффин. — Оставь меня в покое, Мельбурн.
Ему стало не по себе, когда герцог в ответ на это улыбнулся.
— Я так и думал, что ты не захочешь участвовать, а поэтому захватил с собой вот это. — Он извлек из другого кармана пожелтевший, сложенный несколько раз клочок бумаги.
Валентин уставился на бумагу, словно желая воспламенить ее одной лишь силой взгляда.
— Ты несправедлив, Мельбурн, — проворчал он, поняв, что бумага не загорится. — Я был пьян, когда написал это. — Выругавшись, он выпил залпом полстакана виски. — Проклятие!
— Я тоже был не вполне трезв, когда принимал эту расписку. Мы оба были в равной степени под парами, так что ты не можешь утверждать, что я воспользовался твоим состоянием в своих интересах.
— Тебе бы следовало стать стряпчим, Себастьян. Герцог снова улыбнулся.
— Оскорбляя меня, ты делу не поможешь. — Держа бумагу в руках, он опустился в кресло у камина. — Я мог бы прочитать текст тебе, хотя знаю его наизусть.
— Избавь меня от этого. Что за дурацкая манера напоминать человеку о его единственном моменте слабости.
— Единственном? Гм… «В обмен на оказанную мне услугу по выдворению отсюда одной навязчивой особы женского пола, — читал герцог, — я должен оказать держателю этой расписки любую услугу по его усмотрению. Подпись: Валентин Юджин Корбетт, маркиз Деверилл».
Валентин шлепнулся в кресло, стоявшее напротив герцога.
— Ради Бога, хватит. Ты выиграл, сукин сын. Только никогда, никому, включая меня самого, не называй моего полного имени.
— Договорились. — Герцог Мельбурн снова встал и убрал с глаз долой проклятый клочок бумаги. — Сейчас Элинор должна находиться где-нибудь в Гайд-парке. Советую тебе не задерживаться.
— Ты хочешь, чтобы я поехал прямо сейчас?
— Кобб-Хардинг заехал за, ней в фаэтоне с откидным верхом. Это несколько облегчит тебе поиск.
— Мельбурн…
У дверей герцог оглянулся.
— Убереги ее от неприятностей, Валентин. Это все, о чем я тебя прошу. Я тебе доверяю. Я отдаю в твои руки честь моей семьи.
Отсалютовав Себастьяну двумя пальцами, Валентин снова опустился в кресло и допил свое виски. Из-за этой проклятой расписки он все-таки оказался вовлеченным в семейный конфликт, чего ему удавалось избегать с восемнадцатилетнего возраста, когда умер его отец.
Себастьян, очевидно, находился в отчаянии, если пришел к нему. Но Валентин считал, что герцог принял не самое мудрое решение, избрав его в качестве наставника молодой девушки. Всего неделю назад такое поручение вызвало бы у него лишь смутное раздражение, но со вчерашнего дня оно обеспокоило его не на шутку.
— Это все равно, что доверить лисе, стеречь курятник, — пробормотал он и поднялся с кресла, чтобы приказать седлать коня.
Проблема заключалась в том, что теперь эта лиса держала в своих руках честь уважаемой семьи и честь своего друга. А поэтому Элинор Гриффин придется оставаться для него вне пределов досягаемости, о чем бы он ни мечтал наедине с самим собой.