— Ты его шантажируешь.
Слава Богу, Мельбурн решил сначала получить информацию от него. Предъявлять Элинор обвинения, которые, возможно, выдвинул Кобб-Хардинг, было бы несправедливо и необоснованно жестоко. Он пожал плечами.
— В этом сезоне мне было немного скучно, и я решил позабавиться.
Герцог стукнул кулаком по столу.
— Замолчи, Валентин! Знаешь, что он мне сказал? Что он сбережет репутацию моей семьи — и моей сестры, если она выйдет за него замуж!
— Мельбурн, ты…
— А я сидел здесь и слушал его, потому что никто, черт возьми, не изволил предупредить меня об этом! Я попросил тебя присматривать за Элинор, чтобы она не натворила глупостей, а не позволять ей делать все, что заблагорассудится, и скрывать это от меня!
Валентин сидел и слушал, как бушует герцог. Поскольку Мельбурн, видимо, не ждал от него ответа или даже его реакции, это давало ему время подумать. Он мог, конечно, солгать, сказав Себастьяну, что понятия не имеет, о чем говорил Кобб-Хардинг. Этого было бы достаточно, если бы дело касалось его одного, но Элинор невероятно усложняла ситуацию. Во-первых, она наверняка не станет лгать, а во-вторых, сочтет любую выдумку несправедливостью. Речь шла о ее праве на свободу и притворяться, как было в истории с посещением Воксхолла, она не пожелает, потому что это противоречило бы тому, чего она добивалась.
— Деверилл! — взревел Мельбурн, отрывая его от размышлений. — Ты должен был оказать мне простую услугу. Я не могу считать, что ты расплатился по своему долгу чести. Объяснись.
На какое-то мгновение Валентин подумал, что было бы любопытно узнать, как отреагировал бы Мельбурн на сообщение о том, что вечеринка у Белмонта — это далеко не самое серьезное из всего, что натворила Элинор, а также о его собственном существенном участии в этом.
— Я терпеть не могу сплетен, — сказал он. — И не ори так громко. Тебя, наверное, слышно даже в Париже.
Наклонившись над столом, Мельбурн стукнул по его поверхности обоими кулаками.
— Не уходи от разговора!
— Себастьян, все очень сложно. И это не то, что ты думаешь. — «На самом деле все гораздо хуже».
— Так расскажи мне об этом. Я потерял терпение.
— Кобб-Хардинг уговорил ее поехать на вечеринку к Белмонту. Это был маскарад, так что никто не видел ее лица.
Герцог издал какой-то сдавленный звук.
— Он предложил описать мне… некоторые аспекты анатомии Нелл.
Кобб-Хардинг — покойник!
— Он опоил ее наркотиком. Подсыпал лауданум. А потом затащил в комнату и набросился на нее. Я успел вовремя, чтобы не допустить худшего. Это была не ее вина, Себ.
Мельбурн на мгновение застыл на месте, потом медленно опустился в кресло.
— Почему ты не сказал об этом мне? Чудачества Нелл могли бы закончиться несколько недель назад.
— Именно поэтому, — сказал Валентин. Поэтому, а еще потому, что Нелл умоляла его не говорить. — Это была ее первая попытка глотнуть свободы. Попытка оказалась неудачной. И я подумал, что…
— Ты подумал. Эго не твое дело, Деверилл. Ты ведь не член нашей семьи. Твое участие заключалось в том, чтобы наблюдать.
— Ты попросил меня стать ее нянюшкой. На то имелась веская причина: никто из вас не мог ее урезонить. А я смог. Ты сказал, чтобы не было скандала, и скандала не было. Даже Кобб-Хардинг явился только к тебе. Больше никто ничего не знает.
— Правда остался лишь этот паршивец, который рыщет рядом, пытаясь поживиться моими деньгами.
— Но в соответствии с нашим с ним… соглашением он обязан в течение двух последующих недель покинуть Англию.
Ему повезло. Все кончилось. Как ты сам сказал, попытка Элинор обрести свободу оказалась неудачной. Теперь моя очередь действовать. Нужно выдать ее замуж, и у нее появится ответственность. Тогда, я уверен, ей не захочется нарываться на скандал.
Валентин рассмеялся. Ему было совсем не весело, но он не мог удержаться от смеха.
— Ну, да. Ты, как видно, считаешь, что замужняя женщина автоматически получает иммунитет против соблазнов и скандалов. Побойся Бога, Себастьян. Чем, по-твоему, я занимаюсь по ночам?
Герцог взглянул на него.
— Я не исключаю такой возможности. Кто-нибудь узнает, начнет говорить. Сплетни распространяются быстро, но когда Элинор выйдет замуж, она будет защищена от самой худшей клеветы: ее никогда не назовут девицей легкого поведения.
— Она не… — Валентин втянул воздух сквозь стиснутые зубы. — Она никогда не простит тебе, если ты сей час отнимешь у нее свободу. Не делай этого.
— Я думал, ты почувствуешь облегчение. Ведь сначала ты очень хотел остаться в стороне.