Ферранте несколько раз судорожно дернул кадыком, засучил ногами и прокашлялся.
– Витторио знает, где расположена кухня, – проговорил он. – Вы, наверное, уже догадались, что он бывал здесь и раньше.
Витторио? Теперь я узнала молодого офицера из охраны, с которым Ферранте беседовал с глазу на глаз во время нашего путешествия. Сквозь толстый слой белой свинцовой пудры проступала темная щетина, щеки были нарумянены, а губы намазаны алой краской. Его платье, насколько я теперь разглядела, нелепо топорщилось на костлявом мальчишеском теле.
– Но вы ведь так рьяно оказывали мне знаки внимания! – выпалила я, позабыв о сдержанности при виде Витторио в безвкусном ярком платье и дешевом ожерелье, сверкавшем на выступающих ключицах. – Или я была для вас… – я сердито взмахнула рукой, – отвлекающим маневром?
К моему удивлению, Ферранте начал хохотать. Даже Витторио робко улыбнулся, беря за руку Ферранте.
– Вряд ли он мне нужен, – сказал Ферранте. – В Ферраре все знают о моих вкусах, и если я буду осторожен, никто не донесет на меня властям. Вам просто придется смириться с тем фактом, что сплетникам Рима не все известно, моя дорогая.
– Но зачем?..
– Затем, что вы мне нравитесь и я хотел бы стать вам другом. Мы во многом с вами похожи: вы иудейка, я содомит, нас обоих лишь терпят, но не принимают. И на нас очень удобно сваливать все несчастья, будь то отравленный источник, чума или неурожай. Мы, изгои, должны держаться вместе, наша жизнь порой бывает очень опасной.
Я лишилась дара речи. Как мог Ферранте, всегда находивший точную фразу или жест, чтобы снять напряжение в беседе, очаровать собеседника и рассмешить, опуститься до столь оскорбительного и жестокого сравнения?
– Вы забываете, господин, что я крестилась.
– Тем не менее я не раз видел, как ваша рука неуверенно осеняет вас крестным знамением во время мессы. Да что там, девушка, вы бормочете свой Символ веры так, будто вас заставляют есть кровяную колбасу.
Я не могла отрицать. Но все равно это не оправдывало его слов.
– Мой народ – избранный Богом, господин, тогда как вашего сорта…
– Говоря о нас, вспомните древних греков.
Это было сказано с легким вызовом, и я сообразила, что обидела его, пожалев о своих словах. Не зная, как ответить, я потупилась и неожиданно для себя устремила взгляд на его огромные, как у медведя, лапищи с веснушчатыми пальцами, покрытыми желтыми волосками, – они переплелись с костлявыми и плохо наманикюренными пальцами Витторио.
– Я имею в виду, – продолжил Ферранте более мягко, – что мы не можем изменить мнение окружающих о нас, и в этом мы похожи. Что послужит нам основой для понимания, надеюсь.
– Простите меня, Ферранте. Библия высказывается против ваших… привычек. Но, выступая против них, по крайней мере, она признает их существование. Наверное, я должна верить в то, что мы все Божьи люди. Ваше предложение дружбы…
– Оказало бы вам большую честь, если бы я знал, как отыскать кухню.
Мы рассмеялись.
– Настроение мадонны, безусловно, не улучшится, если я не вернусь в самом скором времени, выполнив поручение, – призналась я.
– Путешествие дается ей трудно.
– Как и всем нам.
Ферранте кивнул. Витторио объяснил своим хрипловатым мальчишеским голосом, где находится кухня, и я обрадовалась, что он не предложил проводить меня.
Я получила несколько яиц и две миски у худой суровой женщины с кровью под ногтями и прилипшими к кистям рук перьями, после чего вернулась к своей хозяйке, чтобы завершить мытье волос.
На следующее утро мы покинули владения Чезаре и двинулись в Болонью, а затем в Бентивольо, откуда нам предстояло отплыть в Торре-дель-Фосса, где мадонну встретит дон Альфонсо. Но в Бентивольо наши планы поменялись; теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что поменялось все.
Мы прибыли в город, когда начинало темнеть, колокола на всех колокольнях призывали к вечерней молитве, грачи с криками летели устраиваться на ночь, этакие черные точки на фоне хмурого облачного неба. В деревне проходила пахота, и когда мы подъезжали к воротам, то по обеим сторонам дороги стояли коренастые крестьяне с грязными лицами, которых расталкивали в стороны наши гвардейцы, чтобы расчистить для нас путь. Я устала и желала лишь одного – спуститься с седла и устроить свою разболевшуюся спину на тюфяке или мягкой скамейке. Оставалось надеяться, что нас ждет не спартанский ночлег и мадонна не задержит своих дам, а тоже отправится на покой. Семейство Бентивольо устроило в ее честь бал в Болонье, поэтому на этом привале не планировалось ничего столь же грандиозного – здешний родовой замок был гораздо меньше. Что касается еды, я давно оставила надежду когда-нибудь вновь попробовать чего-нибудь вкусного и пыталась привыкнуть к тяжелым северным блюдам, ложившимся в желудок свинцовым ядром.