Робсон не слишком одобрял трудовые лагеря. Заключённые неблагонадёжны, медлительны и слабы из-за плохого питания, но Фатраста была фронтиром, и из Девятиземья в неё привозили изрядное количество преступников и каторжан. Леди-канцлер Линдет давно решила, что единственный вариант – дать им возможность заслужить свободу в лагерях. Так что городу с лихвой хватало рабочей силы не только для множества общественных проектов, но и для частных организаций, как, например, Лэндфоллский университет.
– Вам известно, чем мы здесь занимаемся? – спросил Крессел.
– Как я слышал, выкапываете очередную дайнизскую реликвию.
Эти проклятые штуковины – остатки древней цивилизации, покинувшей континент задолго до того, как на него ступила нога уроженцев Девятиземья, – были здесь повсюду. Они торчали посреди парков, служили фундаментами зданий и, если верить слухам, на низменности вокруг Лэндфолла этих погребённых древностей хватит на целый город. Некоторые артефакты ещё хранили следы древней магии, представляя особый интерес для учёных и избранных.
– Верно. Совершенно верно. Но дело в том... – Крессел заломил руки. – Дело в том, избранный Робсон, что с тех пор как мы добрались до сорокафутовой отметки артефакта, у нас сошли с ума шестеро рабочих.
Робсон отвлёкся от размышлений о трудовых лагерях и посмотрел на Крессела.
– Говорите, сошли с ума?
– Совершенно обезумели, – подтвердил Крессел.
– Покажите артефакт.
Крессел повёл его в центр лагеря к огромной яме ярдов двадцати в поперечнике и почти такой же глубины. Из неё поднимался прямоугольный обелиск восьми футов шириной, окружённый строительными лесами. Под слоем облупившейся грязи открывался гладкий светло-серый известняк – несомненно, из каменоломни в центре Лэндфоллского плато. Робсон узнал огромные стародайнизские буквы, какие не раз видел на руинах в городе.
У избранного засосало под ложечкой. Магия, потрескивавшая на грани восприятия, отпрянула от обелиска, словно в отвращении.
– Выглядит абсолютно обыкновенным. − Он достал платок и высморкался, чтобы скрыть дрожь в пальцах. – Просто ещё одна древняя глыба, оставшаяся после дайнизов.
– Мы тоже так думаем, – согласился Крессел, поправив заляпанные грязью очки. – В этом артефакте нет ничего необычного, за исключением того, что он так далеко от центра древнего города.
– Если в нем нет ничего особенного, то зачем он вам нужен? – раздражённо поинтересовался Робсон.
– Он погружен в мягкую почву поймы. Мы думали, выкопать его не составит труда, если не брать в расчёт воду.
– И что?
– До сих пор было легко. – Крессел замялся. – Пока не начались случаи сумасшествия.
– Что же произошло?
– Рабочие. – Крессел показал на цепочку заключённых, поднимающих из котлована по деревянным пандусам корзины с грунтом. – Высота артефакта, по нашим оценкам, около восьмидесяти футов – вероятно, он самый крупный среди всех обелисков в городе. На прошлой неделе на глубине около шестидесяти футов, то есть в двадцати футах от основания, мы обнаружили какие-то необычные письмена, и как раз в тот день сошёл с ума один из рабочих.
– Случайное совпадение, – сказал Робсон, даже не пытаясь скрыть нетерпение.
– Верно, верно. Поначалу мы предположили, что это просто тепловой удар. Но на следующий день произошёл ещё один случай. И на следующий тоже. И с тех пор каждый день. После шестого мы решили позвать вас, потому что вы проявляли интерес к университету, и мы подумали...
– Что я могу оказать вам услугу, – кисло договорил Робсон.
Он сделал мысленную пометку уменьшить ежегодные пожертвования университету на пару тысяч кран. Пусть не считают его чересчур щедрым. Ему нравился университет, увлекали их исследования прошлого и будущего, но на этот раз они перешли рамки. Он человек занятой.
– Что значит «необычные письмена»? – спросил он.
– Это не стародайнизский. Никто в университете не узнал этот язык. Вот, взгляните сами. – Крессел тут же начал спускаться по пандусу в котлован. – Хотелось бы услышать мнение избранного.
По коже Робсона побежали мурашки, он словно прирос к земле. Ужас свинцовым шаром ухнул в желудок. Он никак не мог определить источник дурных предчувствий. Все древние руины на этом континенте отмечены стародайнизскими письменами. Обелиск с записями на другом языке может иметь историческую ценность, но уж, конечно, вряд ли его беспокойство связано с проблемами перевода.