Лицей был обыкновенной провинциальной школой, без избранного круга учеников и достаточно квалифицированных преподавателей, и в иной ситуации Джером Кингсли вряд ли отдал бы туда свою дочь. Но дело было в том, что другие – более престижные – школы отказались принять ребенка, чей отец настаивал, что его дочь будет посещать уроки только тогда, когда ему и девочке это удобно. Впрочем, и в лицее также были не слишком довольны тем, каким образом Элизабет получает образование.
– Это преступление! – восклицал в приступе отчаяния учитель французской истории.
Джером сразу сказал, что Элизабет не сможет выполнять дополнительных заданий, которые, по замыслу учителя, должны были дать ей более глубокие знания по его предмету. Джерому была необходима дочь.
– Нужно, чтобы она находилась рядом со мной, – сказал он, – чтобы она организовывала обеды и вообще сопровождала меня на разного рода светские мероприятия.
Даже Адам и тот высказывался против.
– Бет еще совсем ребенок, – говорил он. Его ужасало намерение Джерома взять с собой дочь на вечеринку в яхт-клубе, на которой будут присутствовать люди, известные не столько добрыми делами, сколько безрассудными поступками.
– Глупости, Элизабет давно уже не ребенок! – сказал на это Джером, сделав неопределенный жест и решительно не чувствуя никакого неудобства. – Если я не стану брать ее с собой, то жена хозяина наверняка соблазнит меня и затащит в постель. А ты ведь не хочешь, чтобы подобное случилось?
Они играли в казино Монте-Карло и после крупного проигрыша в баккара отдыхали в «Салон Роз». Джером откинулся на спинку мягкого, с темно-красной обивкой стула. На нем был элегантный вечерний костюм. В волосах появилось больше серебра, но он все еще оставался на удивление привлекательным мужчиной. Высокий, крупный, он вел полноценную жизнь. Адам с затаенным ужасом смотрел на друга.
– А если и вправду Элизабет давно уже не ребенок, то тут кичиться нечем. В таком случае это твоя вина, Джерри. Ей приходится столько времени проводить с тобой и твоими друзьями, что это лишает ее обычных детских радостей. Ее должны окружать друзья ее возраста. Нужен человек, знающий, чего хочет она сама. А вместо этого она постоянно озабочена тем, что нужно тебе. Хорошо бы ей опять начать регулярно заниматься музыкой.
– Ерунда! – парировал Джером, перебросив ногу на ногу. – В Лондоне она умрет со скуки, особенно после той жизни, которую вела два последних года. И друзьями своего возраста она тоже тяготится, – добавил он, видя, что Адам намерен что-то возразить. – Ты относишься к ней так, будто она этакая маменькина дочка, и это мне надоело. Не пойму, что бы тебе не взять и самому не жениться? Вот тогда только и делай, что дрожи над супругой и выводком детей!
Адам усмехнулся, удивленный тем, что неожиданно довел Джерома до такого раздражения.
– В один прекрасный день я удивлю тебя, поступив именно таким образом. А пока что речь идет о тебе. И я хочу, чтобы ты прекратил использовать Бет как щит против посягательств наглых особ.
– Как только женщины перестанут быть хищницами! – парировал Джером, к которому сразу же возвратилось доброе расположение духа. – У меня нет никакого желания жениться, Адам. Как и желания вступать с женщинами в отношения, которые требуют эмоциональных затрат. Меня вполне устраивают интрижки время от времени. Но ничего более серьезного мне совсем не нужно.
– Стало быть, с принцессой Луизой Изабель у тебя тоже всего лишь легкое приключение? – с бесстрастным выражением лица поинтересовался Адам, прикидывая, сумеет ли Элизабет наладить отношения с мачехой. – Насколько я могу судить, именно она сейчас у тебя в фаворе?
– Ну, в общем, да, – с явным удовольствием сказал Джером. – Луиза полагает, что музыка имеет невероятное значение для благосостояния человечества, и потому вполне понятно, что Элизабет обожает ее.
– Ну а ты сам? – с любопытством спросил Адам. Всех женщин Джерома роднили три общие черты. Они были очень красивы, с хорошими манерами, но их власть над Джеромом всегда оказывалась кратковременной. В этом смысле принцесса отличалась от своих предшественниц, ибо она задержалась у Джерома много дольше прочих.
– Луиза мне подходит как никто другой, – с обезоруживающей откровенностью сказал Джером. – Она обожает мой банковский счет, мое геройство в постели и – поскольку моих предков днем с огнем не сыщешь в Готском альманахе – даже не помышляет о том, чтобы выйти за меня замуж, ибо в равной степени она могла бы выйти за собственного шофера.
Адам не знал, радоваться или огорчаться. Внимательная мачеха, способная помочь Элизабет, могла бы изменить жизнь девушки к лучшему. Вместо гостиницы у Элизабет появился бы настоящий дом, девочка, как и положено в ее возрасте, посещала бы школу, а не так, как сейчас, время от времени наведывалась бы в свой лицей. Он провел рукой по густой шапке выгоревших на солнце волос. Наверняка и для самого Джерома это явилось неким откровением: он вдруг почувствовал, что рожден холостяком и нет никакой необходимости отказываться от преимуществ свободной жизни. Адам мог быть лишь признателен ему за то, что при своем холостяцком образе жизни Джером тем не менее оставался внимательным и заботливым отцом.
Адам поднялся с места, мысленно прикидывая свои финансовые возможности.
– Пойдем, Джерри? Посмотрим, удастся ли мне отыграть кое-что из того, что просадил. А если нет, поеду домой.
Ему удалось выиграть, выиграть столько, что он вполне смог себе позволить целую неделю роскошно жить в Париже, проводя ночи с женой одного из деловых партнеров Джерома. Было в общем-то неплохо, но и только. Ему уже исполнилось тридцать семь лет, но никогда еще не возникала серьезная мысль о женитьбе, хотя порой он сожалел, что у него нет детей.
Прошло полгода с момента его последнего посещения Ривьеры. Джером и Элизабет плавали по Адриатике с людьми, к которым Адам относился без особого энтузиазма. Открытки Элизабет, приходившие из разных мест, говорили о том, что главное неудовольствие в жизни девушке доставляет скука.
– Соскучилась по дяде Адаму, хорошо бы поскорее увидеть его, – сказала Элизабет отцу, вернувшись домой на несколько часов позже обычного. – Он еще не приехал?
– Еще нет, – ответил Джером, которого несколько удивило, что человека, не бывшего ей родственником, Элизабет назвала дядей. – Он едет на машине и будет здесь не раньше семи часов.
– Значит, мы с ним и побыть не успеем до прихода остальных гостей.
Она швырнула школьную сумку на атласную обивку кресла в стиле Людовика XV и, ловко помогая себе плечами, сбросила блейзер, в котором ходила на занятия.
– Стол с закусками уже накрыт?
– Этим сейчас как раз и занимаются, – ответил Джером и чуть кивнул в направлении соседней комнаты.
До слуха Элизабет донеслись позвякивание серебра и приглушенные голоса прислуги, готовившей все для приема гостей. Элизабет понимала, что отцу даже в голову не придет пройти в соседнюю комнату проверить, все ли сделано в соответствии с его желаниями. Это ее обязанность, да и некоторые отцовские деловые встречи ей тоже приходилось устраивать. Она заказывала столики в ресторанах, при этом нужно было помнить, кто из банкиров вегетарианец, а кто без ума от рыбы и рыбных блюд. У нее был особый список дней рождения и годовщин, и когда друзья Джерома в соответствующий день получали поздравительную открытку или букет цветов, им казалось, что он в последнее время сделался куда более внимательным и памятливым. Все эти подарки и цветы, все открытки с наилучшими пожеланиями были делом рук Элизабет.
Джером уже принял душ, переоделся и сидел на балконе, потягивая сухой шерри и праздно наблюдая за прохожими, что вышли на вечернюю прогулку.
– Я приму душ и переоденусь, – сказала Элизабет, поцеловав отца в висок. Она подумала, успеет ли сделать домашние задания, но было ясно, что вряд ли. Когда доставят блюда, ей нужно будет их посмотреть, а также убедиться, что приглашенные музыканты знают, какие именно из любимых мелодий Джерома непременно должны прозвучать. Следовало также договориться, чтобы по ее условному сигналу в комнату внесли праздничный торт для именинника.