Оно заклеймило печатью презрения и ненависти эту женщину, которая пала вследствие неправильности и несовершенства социальных условий, и считает себя правым. Но так ли должно относиться к падшей женщине? Не следует ли, напротив, стараться всеми силами вытащить ее из этого омута? Не следует ли устранить причины, сопутствующие этому падению? Никакими строгими или репрессивными мерами не остановишь мутного потока публичного разврата, разрушающего семейные связи, с каждым днем принимающего все более и более громадные размеры и грозящего потопить в своих мутных волнах все, чем гордится человечество: невинность, свежесть и непорочность чувств, честь и т. д. Да, наше надменное презрение, наше слишком великолепное негодование и слишком жестокое отвращение не могут быть оправданы тем, что, может быть, самая глубокая крайность, самое безвыходное положение, голод и холод, а иногда невежество ввергли женщину в омут разврата. Падение никогда не совершается сразу, мгновенно, а происходит постепенно. И не должно забыть, что
Да, любовь – великая всепрощающая любовь – способна очистить от грязи каждого, в ком еще не совсем умерло человеческое чувство, а что в проститутках не умирает потребность любви доказывается тем, что многие из них, выходя из дома терпимости в замужество, становятся примерными супругами и матерями.
Какое зрелище может быть трогательнее, величественнее, божественнее зрелища человеческой души, которая преобразуется и расстается со своим позорным прошлым, подобно цветку, который, появляясь на свет, губит хранившую его дотоле почку. Раскаиваться в прошлом – подвиг; но прощать – еще труднее. Между тем в этом последнем слове задача всего христианства. Какой великий подвиг простить другим такой проступок, от которого мы сами не изъяты, и сколькие из нас, высказывая полную, усиленную готовность, ограничиваются одними словами, когда дойдет до дела, когда испытание коснется лично их самих. Между тем вот цели нравственной жизни человечества: сколько встречается раскаяния, столько же должно быть и прощения; иначе немыслимо, что добро и всеобщая любовь – конечная цель человечества. Что же мы видим теперь? Родители проклинают и гонят падших дочерей; мужья оскорбляют и гонят изменивших им жен, и женщина обманутая, увлеченная, настигнутая, изувеченная, презреваемая, изгнанная; женщина, которая не находит опоры в самой себе, которая ищет защиты в других: в отце, муже, ребенке, духовнике, – женщина теперь, более чем когда-либо, блуждает на удачу среди общества, нашедшего себе блестящую обстановку в том, что громко называется: прогрессом, цивилизацией. Мужчина ее гонит; наслаждение ее увлекает; труд удаляется от нее; семейство исключает ее из своей среды; проституция влечет в свою пропасть и нужда схватывает несчастную жертву. Она родилась женщиной. У нее было общественное положение, которое заменилось полицейско-врачебным билетом; у нее было имя; теперь ее кличут по номеру ее билета.
Доволен ли ты мужчина, видя такой плод твоих трудов? Это создание явилось на Божий свет твоей сестрой, матерью, дочерью, женой; она плакала, улыбалась, надеялась; она была ребенком невинным, девственным; но ты был рядом с ней; ты был молод и не хотел еще жениться; тебе хотелось забавляться; твоя молодость должна была окупиться; родители твои, очень честные люди, воспитали тебя в строгой нравственности, они внушили тебе, что нельзя ни убивать, ни красть, ни подписываться под чужую руку, ни плутовать в игре, но они забыли сказать тебе, что обесчестить девушку, бросить своего ребенка – такое же преступление, предусмотренное Законом Божьим. И вот ты, гражданин, свободный от страха наказания, явился соблазнителем, взял несчастную девушку, лишив ее великого дара; поиграл с ней как с игрушкой, и когда она тебе надоела, ты бросил ее на произвол судьбы, как бы в надежде, что она укроется за занавесками окон, днем закрытых и освещенных лишь ночью. И так думает целый мир, не знающий укора совести и стремительно идущий по дороге наслаждений.
Так как в рядах проституток есть весьма незначительный процент женщин зажиточных классов, то, понятно, больший контингент – из дочерей совершенно разорившихся родителей, работниц, почему-либо лишившихся занятий и т. п., т. е. женщин, подверженных всем страданиям нищеты.