За два десятилетия, которые он секретарствует, Батя, наверное, ни на кого ни разу голоса своего не повысил. Не кричал ни на кого, как это хоть иногда, но случается в семье с родным-то отцом. Никого он не выставлял из своего кабинета с громовым: «Пошел вон, наглец!»
Сидит, локоть на стол обопрет, голову вполоборота к тебе повернул, а сам ладонь лодочкой сделал да к уху ее приставил, чтоб слышать было лучше, — и слушает, значит. Может, Батя привык так людей слушать. Может, у него в войну контузия какая-нибудь была и он слышал лишь одним ухом, не знала Долгачева. Екатерина Алексеевна знала только, что всегда, когда она беседовала с Батей наедине, он слушал ее именно так: приставив к уху ладонь и чуть-чуть косясь на нее, как бы разглядывая со стороны.
Про Батю нельзя сказать определенно: хороший, мол, человек. Но нельзя сказать и другое, что-де это плохой человек. Видимо, вообще кто работает, о том нельзя сказать однозначно. Для одного Батя — хорош, а для другого — плох. Одного он принимал, прежде чем тот стал секретарем цеховой парторганизации; кому-то, скажем, орден вручал. А с другим строго разговаривал о его проступке, прежде чем на бюро обкома обсуждалось его персональное дело. Есть в этом разница?
9
Значит, Батя сидел во главе стола и, подперев одной рукой свою большую голову, другой — той, что была свободна, — перелистывал бумаги, лежавшие перед ним.
— Ну что ж, товарищи, начнем нашу работу. — Батя осмотрел всех, но не поднялся из-за стола, а продолжал сидеть.
Он вообще не любил говорить стоя или прохаживаясь по кабинету. Даже когда беседовал наедине. А на бюро и подавно не вставал совсем.
Смотря на Батю, Долгачева подумала, что он, наверное, домосед: любит посидеть за столом, почаевничать. А в этом деле он понимал толк. Каждый раз, беседуя, Батя велит принести чай и потчует тебя.
— Есть предложение: в связи с предстоящей уборкой картофеля принять «Обращение передовиков уборки — механизаторов-сотьминцев — ко всем колхозникам и рабочим совхозов». А потом уже послушает товарищей с мест. Нет возражений? Прошу, товарищ Куприянов.
Куприянов встал. Он не скрывал своей радости, что его район ставили в пример другим. Он начал зачитывать «Обращение». Хозяйства Сотьминского района обещали убрать картофель за восемь рабочих дней.
Ивана слушали рассеянно: «Обращение» сотьминцев было у каждого под рукой. И потом, такие вот обращения принимались каждый год, а все равно уборка картофеля затягивалась. Все зависит от погоды, насколько она будет хороша.
Все это знали. Знала и Долгачева. В папке, которую она захватила с собой, был такой же план. По этому плану выходило, что Туренинский район управится с уборкой картофеля за двадцать дней.
А как сотьминцы думают управиться за восемь дней — она не знала и теперь старалась вникнуть в «Обращение».
«Обращение» было, конечно, принято.
Екатерина Алексеевна еще думала над обязательствами соседей, когда Батя поднял голову от бумаг и, отыскав взглядом ее, коротко бросил:
— Что ж, хорошо. А теперь послушаем Долгачеву. Как, нет возражений? Поговорим о планах уборки картофеля в Туренинском районе, а заодно и о статье Екатерины Алексеевны. Я думаю, что эти вопросы взаимосвязаны. Чего-чего, а писать-то Долгачева умеет. — Он поглядел на нее с какой-то затаенной мыслью: мол, писать-то она умеет, а вот посмотрим, каков из нее руководитель района.
Долгачева только теперь уловила настроение Бати. Но она не могла перестроиться. Доклад ее был в свое время написан. Она поняла, что от нее ждут не плана уборки картофеля, а совсем другое. Она поняла, что читать свой доклад нельзя. Долгачева стала просто рассказывать о делах в районе; о том, как идет уборочная страда, какие тут недостатки; сказала, что ряд хозяйств, особенно «верхних» — опять получили низкий урожай зерновых. Надо подумать о севооборотах, о специализации этих хозяйств.
— Райком считает, что надо сократить малопродуктивные посевы, — сказала Долгачева. — Рядом с нами — крупные города с миллионным населением. Этим городам с каждым годом мы должны все больше и больше поставлять молока, мяса, овощей. Надо всемерно развивать животноводство. Вместо того чтобы залужить эти земли, то есть вернуть их в то состояние, в котором они еще недавно находились, мы продолжаем пахать их, засевать зерновыми. Что пашем — это хорошо. И луга надо сделать культурными пастбищами. А пока что ж, мы получаем на этих землях мизерные урожаи, по восемь центнеров с гектара. Вдвое больше, чем высеваем. Это слишком мало.