— Я не умственно отсталый. Я упрям, ты это прекрасно знаешь, я честолюбив и хочу достигнуть вершин банковского дела — ты это тоже очень хорошо знаешь, — и буду использовать любую возможность для достижения своей цели — сейчас тебе это должно быть совершенно ясно. Почему я должен это отрицать? И почему ты должен волноваться, когда ты полностью контролируешь мою карьеру у Ван Зейлов?
— В самом деле почему, — я едва понимал, что говорил. Облегчение, испытанное мною, было настолько сильным, что я даже подумал в смятении, как бы не расплакаться.
— Итак, я спрашиваю тебя, — продолжил Скотт, — зачем раздувать историю из-за этого проклятого письма? Возможно, Тони нравилось представлять тебя неким графом Дракулой в современном платье, но, честно говоря, я за это не дам и ломаного гроша. Меня не интересовало, кем ты мог быть — современным Дракулой, и не интересовало, кем ты должен быть — золотоволосым ангелом с венчиком и крыльями. Меня интересовало, кто ты на самом деле. А знаешь, Корнелиус, почему?
— Скажи мне. — Ко мне быстро возвращались силы. Я даже ухитрился улыбнуться Скотту.
— Мне было интересно, кто ты на самом деле, потому что ты мой босс и у тебя ключи от моего будущего, и поверь мне, Корнелиус, я заинтересован только в будущем. Почему я должен мучиться мыслями о том, что могло или не могло бы случиться в прошлом? Какой мне от этого толк? Ты учил меня быть прагматиком-победителем, Корнелиус!
Я рассмеялся. Он смеялся тоже, и внезапно я почувствовал себя вновь очень счастливым, как будто потерял горшок золота, но, наконец, после долгих мучительных поисков нашел его. Мое одиночество и моя печаль сразу исчезли. Я желал только одного — чтобы мы сидели дома, играли в шахматы и болтали о вечности, как обычно.
— Итак, я создал тебя по моему образу и подобию, не так ли, Скотт? — сказал я с юмором. — Сильный, опасный и беспринципный, — разве не такие слова ты использовал?
— Правильно!
— Это пугает меня! Я не уверен, что это мне нравится!
— Это тебе нравится! Ты и не представляешь меня иным!
Мы снова засмеялись, и все страхи показались такими неразумными, такими неуместными и не имеющими отношения к нашей взаимной привязанности. Мне пришло на ум, что в Англии я был сильно сбит с толку, почти что сошел с ума. Скотт был по-прежнему мой мальчик, не имеющий ничего общего со Стивом, и прошлое оставалось закрыто, как и должно было быть.
— Разумеется, я должен был избавиться от тебя! — сказал я, думая, как нелепо звучит эта фраза, если ее произнести вслух.
— Послушай, это все очень усложнило бы дело, — сказал Скотт, искренне, — я не могу признать, что я был бы очень обижен, но, как я уже сказал, я победитель и не думаю, что у меня возникнут сложности, если я займу соответствующую должность где-нибудь еще.
— Черт возьми, я не позволю моему лучшему сотруднику уйти!
— Слава Богу! На секунду ты заставил меня поволноваться. Я думал, ты собирался разрубить меня на куски и скормить голубям во внутреннем дворике.
— Я не сделал бы этого! Я слишком люблю этих птиц! Слушай, Скотт, кстати о птичках... как имя того парня, который писал о малой птахе, летящей из тьмы к яркому свету?
— Беда.
— Приходи сегодня вечером на Пятую авеню и расскажи мне о нем. Я закажу кока-колы и смахну пыль с твоих любимых шахмат.
Скотт сказал, что с нетерпением ждет этого.
Позже, когда я остался один, я некоторое время сидел за столом, машинально рисуя чертиков на промокательной бумаге, а сам хладнокровно обдумывал ситуацию. Моя последняя мысль перед тем, как я вызвал секретаршу, была: да, я должен ему верить, но не буду этого делать.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Я не виделся с Эмили до весны следующего года. Обычно она присоединялась к нам в День благодарения, но в этом году из-за незначительного нездоровья она осталась в Веллетрии, и, хотя я еще раз послал ей приглашение на Пасху, она сказала, что ей поручили устроить большой праздничный вечер в местном приюте для сирот. Ее старшая дочь Роза закончила этим летом Веллесли и помогала Эмили в благотворительной работе. Между тем Лори, которая искренне призналась, что благотворительная работа ей чертовски надоела, проводила время в безделье, заканчивая повышенный курс кулинарии вблизи Цинциннати. Она хотела жить отдельно, но Эмили, и, по-моему, вполне разумно, не согласилась на это, пока Лори нет еще и двадцати одного года. За молодыми девушками надо присматривать, особенно за такими, как Лори, которые носят тесные свитеры и над своей кроватью вешают портрет киногероя Марлона Брандо.