— Хорошо. — Я решил, что пришло время поменяться ролями. — Ты в течение многих лет вел аскетичный образ жизни, Скотт, — стоило ли это того?
Скотт засмеялся.
— Конечно! Я давно пришел к выводу, что меня не интересуют скоротечные удовольствия. Они не существенны. Я хочу постичь все достижения человеческого разума, чтобы на вопрос «Стоило ли все это затраченных усилий?» я мог бы уверенно сказать «Да». Мир существует только в твоем уме, поэтому, если ты отрицаешь разум, то таким образом ты отвергаешь мир, в котором тебе приходится жить.
— Все это романтическая чушь. Я далек от всего этого интеллектуального мусора. Твой ход.
Скотт убрал коня из-под удара моего слона.
— Отлично, отвлечемся от меня, давай вернемся к тебе. Стоило ли все это затраченных усилий, Корнелиус?
— Естественно! Я мог бы повторить все заново! Я всегда делал все возможное для того, чтобы вести достойный образ жизни, и никто не может сделать более того, на что способен.
— Действительно, не может! Твой Бог должен быть доволен тобой, Корнелиус!
— Честно говоря, я не ощущаю Бога в качестве отца-наставника, все время стоящего за моей спиной. Мне кажется, что Бог — это сила, некая форма чистой власти. — Я увидел прекрасные возможности своей королевы, но надо было сделать еще три хода. — Я воспринимаю Бога как нечто беспристрастное, — сказал я, размышляя, стоит ли есть его коня. — Вроде правосудия.
— Ах, правосудие! — сказал Скотт. — Это увлекательнейшая идея. Твой ход.
Я дотронулся до его коня.
— Ты имеешь в виду месть? — спросил я как бы между прочим, все мысли о шахматах тут же выветрились из моей головы. — Справедливость в смысле Ветхого Завета? Око за око, зуб за зуб и все такое прочее?
— Нет, в этом плане правосудие меня не интересует, я предпочитаю интеллектуальное возмездие. Гнаться за врагом, размахивая топором, не представляет труда. Месть — это когда человек играет роль Бога. Мне больше нравится, когда в роли Бога выступает сам Бог или, попросту говоря, естественное правосудие.
— Что ты имеешь в виду? Ты говоришь о справедливости в возвышенном смысле. «Мы имеем то, что заслуживаем» и тому подобное?
— Корнелиус, я так же невежествен, как и король Эдвин со своими соратниками, — не следует ждать от меня каких-либо откровений! Я говорю лишь, что мне хотелось бы больше узнать о смысле жизни, — я как средневековый рыцарь, пытающийся найти святой Грааль. Ты когда-нибудь слышал про легенду о короле Артуре?
— Конечно, это же фильм с Джоном Бэрримором? Знаешь, тебе, вероятно, следовало бы жениться или что-нибудь в этом роде. Все эти разговоры о святом Граале наводят меня на мысль о том, что ты становишься таким же чудаком, как этот, как его, ну, я имею в виду парня, который отправился искать эту чашу, — Галахада. С ним было что-то не так?
— Он дал обет безбрачия. В средние века считалось, что целомудрие придает мужчине сверхъестественную силу.
— Чаще вызывает нервное расстройство. Ты ведь, надеюсь, не в такой степени целомудрен, Скотт?
— Ты хочешь знать, не девственник ли я?
— Нет, я уверен, что…
— Были ли у меня связи? — Конечно. У каждого были.
— С женщинами? — спросил я в приступе внезапной паники.
— Ты иногда задаешь странные вопросы, Корнелиус! Конечно, с женщинами. Зачем ломиться в открытую дверь?
Я расслабился и глубоко вздохнул. Наконец-то заговорил он об этом, разумный, физически нормальный Скотт с присущей ему жизненной хваткой. Я начинал нервничать, когда он становился слишком заумным.
— Иногда я беспокоюсь о тебе, Скотт! — сказал я, улыбаясь.
— Неужели?
— Да. — Я взглянул на доску и увидел, что он испортил мне всю задуманную комбинацию. — Вероятно, мне не следует о тебе беспокоиться, не так ли? — поинтересовался я, глядя ему в глаза.
— Нет, Корнелиус, — сказал он, также улыбаясь, — тебе не надо за меня волноваться.
Воцарилось молчание, во время которого я тщательно изучал создавшееся положение на доске и внезапно услышал свой собственный голос:
— Наверное, иногда я кажусь сентиментальным, Скотт, но на самом деле я очень практичен. Ты ведь это понял?
— Конечно, почему же нет! — сказал Скотт, как бы удивляясь моему вопросу. — Ты как Байрон, тебе интересны вещи, какие они есть, а не какими они должны быть.
— Это сказал Байрон?
— Да, в «Дон Жуане».
— Никогда не думал, что поэт может быть столь практичен! — произнес я, окончательно расслабившись, и сделал ход слоном, обеспечив себе победу.