Действительно, слово «братство» звучало слишком сентиментально для описания уз, существовавших между нами, и даже слово «дружба» не подходило для точного обозначения наших отношений. Раньше мы с Джейком изредка встречались и обсуждали дела, но с тех пор, как Джейк возглавил собственный банк, он предпочитал иметь дело исключительно с Корнелиусом. Корнелиус регулярно встречался с Кевином на собраниях правления Фонда изящных искусств Ван Зейла, но редко виделся с ним неофициально, в то время как я почти потерял связь с Кевином до того, как встретил Терезу. На первый взгляд казалось, что мы с Корнелиусом были дружнее всех, но я подозревал, что ближе всего Корнелиусу был Кевин. Они встречались на равных. Корнелиус любил клясться, особенно после бокала шампанского, что он считает меня своим братом, и всегда старался держаться на равных, постоянно повторяя, что я незаменим, но оба мы ясно осознавали истинное положение. Это была темная сторона наших отношений, которую мы молчаливо признавали, но никогда не обсуждали. Незаменимых, как известно, нет. Я знал это так же, как то, что Корнелиус всегда будет боссом, а я — если не потеряю благоразумия — его правой рукой, но я не тратил зря времени на то, чтобы размышлять на эту тему. Это была правда жизни, и ее следовало принимать без лишнего шума.
— Вы, банкиры! — говорил Кевин презрительно, когда мы напивались до того, что пускались в воспоминания. Он не скрывал своего неуважения к Уолл-стрит, но следил за карьерой каждого из нас с неослабевающим интересом писателя, занятого поиском нового материала. В 1929 году, когда Кевин бросил юридический факультет Гарвардского университета, чтобы обосноваться в Нью-Йорке, где он намеревался стать писателем, из-под его пера вышел всего один рассказ. Теперь уже много лет он писал пьесы. Ранние производили приятное впечатление, поздние вызывали лишь недоумение. Он давно уже переехал из модной мансарды в модный особняк в Гринвич-Виллидж, западной части Вашингтон-сквер.
Кевин полюбил свой дом. Как-то Корнелиус предположил, что этот дом заменил ему семью, которая не смогла смириться с его образом жизни. Бесспорно, Кевин потратил большую сумму денег на создание образцового дома. Чтобы не оставлять дом без присмотра, он превратил верхний этаж в мастерскую и решил сдавать ее внаем. Каждая из его квартиранток держалась не более полугода. Молодые, привлекательные, неизменно белокурые особы были либо писательницами, либо художницами или скульпторами; музыкантшам дорога была заказана, поскольку они создавали слишком много шума. Девушки приходили в восторг от платы за квартиру и оттого, что хозяин не стремился проложить дорогу к их спальне, однако неизбежно наступала ссора, после того как Кевин отказывался одолжить им денег. Кевин умел быть несговорчивым. До меня доходили слухи, что некие юноши с подобной категоричностью то и дело выставлялись из его дома, поскольку Кевин предпочитал жить один.
Он и жил один — за исключением очередной квартиросъемщицы, — когда на прошлое Рождество пригласил меня на вечеринку, и, как это часто случалось, я был единственным из братства Бар-Харбора, кто принял приглашение. Джейк всегда встречал Рождество в Калифорнии, а Корнелиус уже второй раз под каким-то предлогом отказался прийти.
— Не знаю, как ты можешь общаться с кучкой педиков, — презрительно произнес Корнелиус, но я лишь усмехнулся. Меня не интересовали сексуальные пристрастия других, а кроме того, у Кевина были лучшие вечеринки в городе.
Когда я приехал в его дом, около сорока гостей старались перекричать друг друга в просторной старомодной гостиной. У Кевина подавали обычные коктейли, чтобы угодить традиционному американскому вкусу, но вечеринки славились тем, что гости имели возможность опьянеть от шампанского.
К несчастью, в тот день благодарный клиент вдоволь угостил меня шампанским еще за ленчем.
— Я бы выпил виски со льдом, — сказал я нанятому на этот вечер официанту, и как раз нацелился на блюдо с икрой, как вдруг услышал позади себя чей-то возглас:
— Вы с ума сошли! Разве можно отказываться от бесплатного французского шампанского?
Я резко повернулся. Мне улыбалась пухлая молодая женщина с непослушными кудряшками, широким носом и огромным ртом. На ней было красное платье неподходящего размера, на шее висел золотой крест на цепочке. У нее были очень узкие, очень блестящие и очень темные глаза.
— Вы явно не имеете отношения к шоу-бизнесу! — добавила она смеясь.
— Потому что не пью шампанского?