Мне часто снилось, что я рыцарь из фильма Бергмана «Седьмая печать». Этот рыцарь играл в шахматы с закутанной в саван фигурой смерти на прекрасном морском берегу, и пока смерть еще не одержала свою неизбежную победу, рыцарь умолял дать ему еще пожить.
Я часто сознавал, что я тоже постоянно умолял смерть дать мне дополнительное время, чтобы я успел выполнить мои честолюбивые замыслы — или же, чтобы я «завершил мой поиск», как я обычно выражался в моих снах, когда я сбрасывал с себя личину рыцаря и превращался в легендарного Роланда, героя поэмы, смысл которой я постоянно пытался втолковать Корнелиусу. Иногда даже во время бодрствования я испытывал ощущение, будто я живу в мифе о средневековом рыцаре, посвятившем свою жизнь достижению великой духовной цели, и хотя мифическое переживание о самом себе и мое реальное переживание существовали раздельно, я понимал, что в моих снах они встречаются, и я думал, что, может быть, однажды они встретятся и сольются наяву. Частично моя одержимость браунинговским Роландом может быть объяснена моим растущим убеждением, что однажды я встречу свой вариант Темной Башни, и, подобно Роланду, должен буду поднести рог к своим губам, буду вынужден совершить некий решительный жест, позволяющий мне предстать лицом к лицу с моей судьбой и завершить мои поиски.
Но это были мои фантазии, и это был мир моего одиночества, мир моих снов, и он был далек от мира Скотта Салливена, прозаического педантичного банкира, который аккуратно помнил дни рождения своих сестер, терпеливо выслушивал жалобы Корнелиуса о неблагополучной личной жизни Вики, и неукоснительно посещал все семейные сборища, происходившие по случаю общенациональных праздников.
— Привет, Скотт, это Алисия. Ты приедешь к нам на День благодарения в этом году, как обычно?
— ... на Рождество...
— ... на Пасху...
— ... на Четвертое июля...
Праздники следовали друг за другом непрерывной чередой. Пролетели годы. События 1960 года, когда Вики бросила Себастьяна, уходили все дальше в прошлое. Промелькнул 1961 год. Затем 1962. И вот в 1963 году...
— Привет, Вики! Как твои дела?
— Привет, Скотт, как поживаешь?
Пустые слова, которыми обмениваются посторонние люди, отдаленно знакомые в течение нескольких десятилетий. Взглянув на Вики глазами Скотта, я увидел лишь дочь Корнелиуса Ван Зейла, неугомонную недовольную женщину, которая ушла от человека, любившего ее, и ныне бесцельно прожигающую свою жизнь в богатых ночных заведениях Манхэттена. Корнелиус уже отказался читать газеты с колонками сплетен и недавно, к моему глубокому облегчению, решил, что больше не будет обсуждать со мной поведение своей дочери.
— Как папа? — спросила она. — Я давно с ним не виделась.
— У него все в порядке.
После нескольких месяцев хлопот и неразберихи, Корнелиус наконец переехал в квартиру, расположенную на трех этажах нового жилого дома на Пятой авеню. Частично этот переезд он устроил в пику Вики, которая отказалась жить вместе с ним в особняке Ван Зейлов, а частично из-за практических соображений, поняв, что стало невыгодно поддерживать частное владение на Пятой авеню. Кроме того, я подозреваю, что Алисии захотелось перемен, а Корнелиус поспешил задобрить ее после волнений, связанных с отъездом Себастьяна в Европу. Особняк Ван Зейлов, теперь необитаемый за исключением охраны, предназначался для размещения Художественного фонда Ван Зейла и вскоре должен был открыться для публики. Ходили слухи, что на открытие должна приехать сама миссис Джон Ф. Кеннеди.
— Я полагаю, что Корнелиус и Алисия с удовольствием обустраивают свою новую квартиру, — сказал я Вики.
— Да, но я уверена, что они превратят ее в настоящий кошмар — у папы такой ужасный вкус. Ты видел эти чудовищные новые шахматы, в которых каждая пешка — астронавт? Он специально заказал их в честь речи президента, в которой говорилось о запуске человека на Луну.
— Я не только видел эти шахматы, — я в них играл! О, извини меня, Вики...
Вечеринка продолжала гудеть, скучная для непьющего, напрасная трата времени, усилий и денег, но после того, как я покинул ее, я долго вспоминал Вики, смеющуюся среди группы мужчин, один из которых наливал в ее бокал мартини.
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Забавно наблюдать, как Кевин все время ездит в Вашингтон, чтобы выразить свое почтение клану Кеннеди в их современной версии Камелота[4], — сказал Джейк Рейшман, чтобы оживить наш неофициальный разговор, который всегда предшествовал деловым беседам. — На самом деле, мне смешно смотреть, как эти Кеннеди ведут себя, будто они королевские особы. Я вспоминаю, что в моей юности, когда Джо Кеннеди богател быстрее всех на Уолл-стрит...