– Что? – растерялась Эстер.
– В такой одежде в жизни никого не подцепишь, – вынесла приговор женщина. – И нечего корчить из себя невесть что. Все мы тут – родня. Будто ты сама не из таких! – заключила она.
– Конечно, не из таких, Дорис, – устало проговорила та заключенная, что была постарше. – Она даже не понимает, что ты говоришь.
– Вы что… родственники? – удивленно спросила сиделка, указывая на ребенка.
– Нет, мы не родственники, тупица ты этакая! – мотнула головой смуглая женщина. – Я имею в виду то, чем мы занимаемся. И ты принялась за то же самое. Решила попробовать, ну и попалась. Что же ты все-таки натворила? Что-нибудь стянула?
– Нет, – покачала головой девушка. – Но они считают, что да.
– Скажите-ка, какая невинная! – Дорис недоверчиво усмехнулась. – Мы здесь все невинные. Марджи, та не сделала ни одного аборта, так ведь, Марджи? Тилли не крутила никаких волчков. А уж я-то в жизни не содержала дурных домов. – Подбоченившись, она продолжала: – Я – женщина добропорядочная, всеми уважаемая, вот я кто. Разве я виновата, что кое-кто из моих клиентов дал слабину?
– А что вы подразумеваете под словами «крутить волчки»? – Лэттерли прошла в глубь камеры и присела на койку неподалеку от женщины, которую называли Марджи.
– Ты и вправду простушка или прикидываешься? – поинтересовалась Дорис. – Дурить башку. – Она покрутила в воздухе пальцами. – Ты что, в детстве с волчком не игралась? Ну так видела, как это делают другие. Ты же вроде не слепая и не полоумная!
– Но за это не сажают в тюрьму! – Эстер начала сердиться. Незаслуженных оскорблений она никогда никому не спускала.
– Еще как сажают, если ты при этом путаешься под ногами у добропорядочных граждан, – скривилась смуглянка. – Не так ли, Тилли, шлюшка ты этакая?
Девочка подняла на нее широко открытые глаза и робко кивнула.
– Сколько тебе лет? – обратилась к ней медсестра.
– Не знаю, – равнодушно отозвалась та.
– Не будь идиоткой! – снова вмешалась Дорис. – Она же не умеет считать.
– Нет, умею! – запротестовала Тилли. – Я могу сосчитать до десяти!
– Тебе еще нет десяти, – оборвала ее растрепанная заключенная и снова обернулась к Эстер: – Так какую кражу на вас навесили, уважаемая невинная леди?
– Жемчужную брошку, – с горечью призналась мисс Лэттерли. – А за что попали сюда вы, добропорядочные дамы?
Дорис улыбнулась, обнажив ровный ряд почерневших зубов. Если бы их почистить, они были бы даже красивы.
– Ну, кое-кто из нас и правда позволял джентльменам заплатить за полученное удовольствие, что, на мой взгляд, только справедливо. А еще в задней комнате у меня сидел один тип, который за деньги кропал всякие бумажки, а фараонам это не понравилось, потому что этого не любят законники. – Ее явно веселило смущение Эстер. – Ну, как бы тебе это объяснить по-благородному? Они заявили, что я беру деньги за блуд, а старикан в задней комнате стряпает документы тем, которые в них нуждаются, а получить по закону не могут. Ну и дока он, этот Тэм! Сочинит тебе что хочешь – бумагу о праве владения, завещание, ходатайство адвоката, судебное определение – вроде это так у вас называется. Что надо, то и напишет. Никакой сутяга не придерется!
– Понятно… – протянула сиделка.
– Да ну? Неужто? – скривилась Дорис. – Где тебе понять, дурехе этакой!
– Мне понятно, что вы оказались здесь так же, как и я. А значит, вы ненамного умней меня. Вся разница в том, что вы здесь уже бывали. Попасться вторично – это надо уметь, – отозвалась Лэттерли.
Дорис выругалась, желтоволосая Марджи невесело усмехнулась, а Тилли забилась в самый угол койки в предчувствии драки.
– Ну, ты свое еще получишь, – пробурчала смуглянка. – Упекут тебя на несколько лет в такое местечко, где летом дохнешь от жары, а зимой от холода, заставят жрать помои и работать до одурения. И словечка пикнуть не дадут.
Марджи кивнула.
– Это верно, – грустно проговорила она. – Все время орут: «Молчать! Не разговаривать!» Да еще эти маски…
– Маски? – не поняла Эстер.
– Ну да, маски, – повторила заключенная с желтыми волосами, проводя рукой по лицу. – Чтобы ты ничего не видела.
– Зачем?
– Не знаю. Наверное, чтобы тебе было еще хуже. Чтобы была совсем одна. И ни с кем не общалась. Недавно придумали.
Это все больше и больше напоминало кошмар. Последние слова окончательно заставили мисс Лэттерли почувствовать себя в нереальном мире. Она попыталась представить толпу одетых в серое безмолвных женщин с закрытыми масками лицами, замерзших, исполненных ненависти и отчаяния… Что же еще могут они ощущать в таких условиях? И детей, играющих на улице и попадающих за это в тюрьму. Девушка содрогнулась от гнева, смешанного с жалостью, и от почти истерического желания вырваться из этого мира. Сердце ее колотилось, колени дрожали, хотя она и сидела на койке. Подняться на ноги у нее не хватило бы сил.