Я закрыла глаза, сдерживая слезы.
— Просто все это слишком тяжело. Для нас обоих. У меня были планы. Эта сделка с мистером Руссо… возможность, которую я ждал с тех пор, как умер отец. Мой отец… наш отец не был тем, кого можно назвать поддержкой для меня и того, кто я есть. — Он сделал небольшую паузу, и воцарилась тяжелая тишина. — Я гей, Мила.
Я открыла глаза, удивленная этим очень личным откровением.
— Я гей, и отец никогда не принимал этого. Последние два года мы с партнером пытались открыть собственную художественную галерею. Он отказался помогать финансово, а поскольку у него было так много влияния в этом городе, он позаботился о том, чтобы мне больше никто не помогал.
— Почему? — Я проскользнула спиной в дверь и села на кафельный пол. — Почему ему было трудно смириться с тем, что ты гей?
— Я был его единственным сыном, Мила. И до нескольких часов назад я был его единственным ребенком. То, что я гей, означает, что я не продолжу род Торрес. Наследие.
— Это чушь.
— Для него нет.
Я прислонилась головой к двери.
— Браки по расчету. Семейные долги. Кровные линии и наследство. Боже, неужели я единственная здесь, кто живет в двадцать первом веке?
Рафаэль хмыкнул.
— Все это кажется довольно странным, не так ли?
— Я бы сказала, что это хреново. Но да, мы можем согласиться с тем, что это странно. — Я улыбнулась, и Рафаэль рассмеялся. Этот момент пролил свет на наш мрачный разговор, и мне удалось сделать глубокий вдох. Рафаэль дал мне представление о себе, о своей жизни, и вместо того, чтобы жалеть себя, я сочувствовала ему. — Я все испортила для тебя, не так ли?
Молчание.
— Мы можем все уладить, — ответил он, и мне не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, что он относится ко всему этому скептически. — Я собираюсь заказать еду в номер. Хочешь чего-нибудь?
Я подняла глаза на белый потолок.
— Торт. Я хочу шоколадный торт.
— Торт?
— Торт всегда делает все лучше.
Он хихикнул.
— Значит, шоколадный торт.
Я услышала его тяжелые шаги, когда он отошел от двери, и подтянула ноги к груди. Мои мысли превратились в минное поле. Ничто в моей голове не имело смысла. Внутри меня бушевали все известные человеку эмоции, и я тонула в них. Утопала во всем, что чувствовала.
Страх.
Неуверенность.
Разбитое сердце.
Ненависть.
Сочувствие.
Жалость.
Все это было там, в центре моей души, и грозило вырваться наружу, если я не справлюсь с этим. Я должна была взять себя в руки, если не хотела разлететься на куски, которые уже никогда не удастся склеить.
Я оттолкнулась от пола, поправила юбку-карандаш и запустила пальцы в волосы. Шариками ваты, припрятанными в стеклянном контейнере в шкафу, я очистила пятна туши вокруг глаз.
Жена Руссо всегда выглядит наилучшим образом.
Приведя себя в порядок, я бросила последний взгляд на свое отражение. Я все еще выглядела как дерьмо, но, по крайней мере, мои волосы вели себя прилично.
Замок щелкнул, когда я повернула ручку двери и вернулась в гостиную.
— Пожалуйста, скажи, что ты принес торт?
— Прости, жена. — Знакомый голос заставил меня остановиться, и мой взгляд столкнулся с его взглядом. — Я обязательно захвачу тебе торт на обратном пути домой.
— Святой. Иисус.
— Нет. Только я.
Мое сердце выпрыгнуло из груди, и каждый мускул напрягся. Мое тело замерло, кровь в жилах похолодела, как и взгляд его глаз.
— Что ты здесь делаешь? — Я с трудом выговаривала слова.
— Я пришел за своей женой, конечно же.
Рафаэль шагнул к нему.
— Она никуда не пойдет с…
Сэйнт достал пистолет и направил его в голову Рафаэля. У меня перехватило дыхание, и я чуть не задохнулась.
— Сэйнт, нет! — Но он даже не взглянул в мою сторону, уставившись на Рафаэля.
— Я не буду думать дважды, прежде чем нажать на курок, — предупредил он.
— Ты не заберешь мою сестру.
Святой выпрямился, дуло пистолета уперлось в лоб Рафаэля.
— И кто же меня остановит? Ты?
Я бросилась к ним и чуть не споткнулась о собственные ноги.
— Не трогай его.
— А если я очень, очень захочу? — У Сэйнта защемило челюсть, ненависть в его глазах была почти такой же смертоносной, как и оружие в его руке.
— Сэйнт, пожалуйста.
Джеймс вошел в номер, неся на плечах человека. Только когда он опустил мужчину на кафельный пол, я поняла, что он мертв: горло перерезано, из пореза сочится кровь.
— Господи Иисусе! — Задыхалась я от тошноты, подталкивающей желчь к горлу. — Какого черта? — Я посмотрела на Сэйнта и заметила полоску крови на его руке, держащей пистолет. — Кто это?