Чтобы понять это, нужно знать нашу семью – Келли.
Сейчас модно писать мемуары. Наверное, их было модно писать всегда, каждый, кто доживал до определенного возраста и встречался в своей жизни с интересными людьми, считал необходимым рассказать об этом человечеству. Это правильно, я тоже встречалась со многими интересными людьми, но ведь, описывая эти встречи, сначала пришлось бы рассказать о себе самой. Моя биография и без меня подробно расписана по месяцам, кажется, упомянуты даже дни недели, когда я впервые сделала первый шаг (хотя кому об этом вспоминать, мои родители вряд ли зафиксировали в памяти столь неприметное для них событие, я же не Пегги или Келл) или когда снялась для первой рекламы.
Это либо давно известно, либо вовсе не интересно.
Другое дело – биография моего отца. Мне очень хотелось бы написать ее, я обожала и обожаю своего папочку, которого, к сожалению, мы уже потеряли. Ничто, никакое его предвзятое ко мне отношение, никакие нелюбовь и равнодушие не могут ослабить эту любовь. Я Келли, и этим все сказано. Я могла поменять имя, фамилию, гражданство, изменить свой статус, вкусы, даже внешность, но я не могла отказаться от двух вещей – от своей веры (я добрая католичка, и никто в этом не может усомниться!) и от любви к папе.
Даже если он сам не считал меня в полном смысле своей дочерью (не физически, а по духу, поскольку в его глазах я была «слабачкой»), то я все равно полностью его дочь.
Поэтому если я и решусь написать мемуары, то это будет история жизни и успеха (но никак не ошибок!) моего отца, и разве только в качестве приложения – коротко моя собственная биография, как иллюстрация, чего может достичь тот, кого воспитал ТАКОЙ отец.
Я много лет категорически пресекала любые попытки обсудить и тем более осудить принципы семьи Келли, даже сама с собой никогда не осуждала. Сейчас готова (но только для себя!) попытаться понять, что же такое получила и чего недополучила от отца, чего мне не хватало, что мешало и что было обидным.
Это маленькая ложь, потому что я всю жизнь знала, чего мне не хватает, что мешает и что очень обидно. Невнимание со стороны отца. Это все. Остальное просто вытекало из этого невнимания.
Я для папы не существовала, была почти пустым стулом, на который можно сесть, не заметив лежащего котенка. Но я никогда не винила в этом самого папу, всегда только себя, ведь я не оправдывала его надежд, не была настоящей Келли. Вот Пегги и Келл – другое дело.
Джон Брендон Келли, которого все звали Джеком, был образцовым американцем. Если бы кому-то пришло в голову поставить статую настоящего американца и сопроводить ее соответствующей надписью, следовало бы лепить фигуру с моего отца и в описании привести его биографию.
Джек Келли на 90 % сделал себя сам. Остальные 10 – всего лишь физическая плоть, которую он получил при рождении. Плоть, которая могла стать ничем, могла превратиться в гениального писателя, как его брат Джордж Келли, но стала Джеком Келли, пожалуй, одним из самых заметных людей Филадельфии первой половины ХХ века.
Интересно, что в нашем представлении папа существовал всегда отдельно даже от собственной семьи – родителей и братьев. Джек Келли сам по себе, он всегда сам. Сам решал, что ему нужно, чего хочет добиться и как поступить. Мы обожали братьев отца – добродушного толстяка дядюшку Уолтера, у которого для нас всегда были подарки и полные карманы конфет (за что мама ругала Уолтера), а я особенно дядю Джорджа – рафинированного красавца-писателя, лауреата Пулитцеровской премии и актера, кстати. Были еще серьезные дяди Патрик и Чарльз, а вот тетю Грейс, в честь которой меня назвали, она была актрисой, я никогда не видела. Дядюшка Уолтер – тоже бывший актер…
Они все Келли, но мне всегда казалось, что папа – Келли в гораздо большей степени, чем его братья и сестры.
Отец был одним из десяти отпрысков Келли, приехавших из Ирландии, из графства Мейо, с большими дырками в карманах и твердым намерением «выбиться в люди». Район Ист-Фолс в Филадельфии и сейчас чистенький, но небогатый, а тогда выглядел еще скромней. Несмотря на это, Ист-Фолс прекрасное место, и никто не убедит меня в ином!
Джек Келли не был «рыжим ирландцем», он был высок, красив и безумно напорист. Отцу пришлось очень трудно в детстве и юности, потому он особенно гордился тем, что смог пробиться наверх и сам заработать свои миллионы. В девять лет Джек был вынужден после уроков подрабатывать на фабрике, чтобы вносить свой вклад в семейную копилку. Я так и не удосужилась поинтересоваться, что он делал на ковроткацкой фабрике, наверное, что-то подносил.