— Подожди, — сказал Ментеру, ничуточки не смущаясь, в парадном сете садясь прямо на землю, — А ты замолкни!
Только тут я понял, что с самого выхода ветеранов из дома дух, или душка, как же правильно дух женского пола? Духиня, да правильнее будет духиня, продолжала играть на гитаре. Музыка прекратилась, и стало как-то легче дышать — играла-то она всю ту же тревожно-героическую мелодию.
Тем временем Ментеру, сидя прямо на земле и усадив рядом Ментиша, положил свой бубен перед собой и используя его как стол, начал проводить какой-то обряд. Он достал металлическую чашу, мне показалось или он действительно использует свой наколенник? Одним ножом нацедил в нее крови внука, вторым срезал прядь его волос и бросил ее в чашу.
Дальше началось странное: хвосты на бубне поднялись с минуту покачались, как загипнотизированные кобры и легли на бубен, образовав вокруг чаши равносторонний треугольник. Затем шаман одним движением отсоединил прикрепленные к бубну перья, не знаю как — он просто провел руками вокруг бубна и все пучки перьев оказались у него в руках. Эти пучки были вделаны в камни, а в камнях находились бубенцы — тонкая, можно сказать ювелирная работа. И расставил их на бубне — три снаружи треугольника, три внутри по углам, причем перья смотрели строго вверх, а бубенцы продолжали звенеть.
Ментеру хлопнул в ладоши, и перья загорелись как свечи — они горели, но не сгорали. Шаман затянул на свой речитатив, и тут я понял, зачем ему две колотушки — он использовал их как маракасы! Не знаю, то ли било пустотелые, то ли что-то в рукоятках, но звук от них шел.
Я сел на землю, точнее плюхнулся на пятую точку, ибо это был сюр. Полномасштабный, неприкрытый сюрреализм — куда там Сальвадору Дали с его кубизмом. На фоне багряного неба, на тихой европейской улочке, перед крыльцом обычного двухэтажного дома на земле в позе лотоса сидел индейский вождь в кольчуге перед ним горели свечи, и он играл на маракасах. Рядом с ним седели два зеленокожих сантехника в форменных комбинезонах, а над ними, на крыльце, облокотившись на алебарду, склонился низкорослый самурай, за спиной которого стояла духиня с гитарой.
— Ах он сволочь, ну ладно разберемся, — голос Ментеру, обратившегося к самому себе, вывел меня из транса. — Все, можешь лечить, — это уже Йогилю.
И тут я увидел экспресс метод излечения по-гремлински, иначе это назвать нельзя. Йогиль взмахнул своей алебардой и со всего маху засадил плоскостью Ментишу по лбу — гоблин вырубился и упал на спину.
— О, вот и твои духи вернулись, — как ни в чем не было произнес гремлин, — Идем за язы'чками?
— Подожди, — ответил Ментеру, — у твоего ученика есть дар, я обещал его открыть, — и не вставая засадил белой колотушкой уже в лоб мне.
Не знаю, сколько я был в отключке — судя по всему не долго, минуты две-три не больше, но получать таким способом способности как-то не греет. Еще не известно что там за способность, а в голове гудело сильно. Рядом зашевелился Ментиш, и увидев меня в аналогичной позе, спросил: «Тебя-то за что?»
— Твой дед приласкал, очень оригинальный у него способ открывать способности, — гул затихал, головокружение останавливалось.
— Понятно, — проговорил гоблин, — а они где?
Я огляделся — кроме нас больше никого не было, даже духиня исчезла.
— Наверное, пошли за язычками. Не знаешь о ком это они?
— Догадываюсь. И если я прав, то лучше бы я ошибался.
— И куда два старых хрыча направились, по-твоемому?
— Да к эльфам, вернее за эльфами, тьфу ты, за эльфийками!
— За эльфийками? А Йогиль мне сегодня втирал, что он не дееспособный, — удивился я.
— Не дееспособный? Да он в своей броне загулявшего гремлина сотню обычных эльфов упокоит и не запарится. Да и дед хорош — полный комплект повелителя ветров одел.
— Я не это имел в виду, но выглядели они зачетно. А уж бубен твоего деда…
— Это не совсем бубен. Это одновременно шаманский бубен, щит из кожи дракона и походный алтарь.
— Алтарь? Мне как-то алтари по другому представлялись. Постамент там, все дела.
— Все дела у него на поясе висят, либо к бубну прикреплены. Он же тебя белой колотушкой приголубил?
— Да, белой.