— Вы остроумно подсчитали! — усмехнулся Майоров.— А время и деньги, уже затраченные на вашу станцию, не в счет?
— Их уже не вернешь, если и законсервировать стройку или даже совсем прекратить.
Набатов замолчал, как бы ожидая возражений. Но Майоров, видимо, решил дать ему выговориться до конца; и Набатов продолжал:
— И в конце концов дело не только в арифметике. Арифметику знают и работники главка. Но строить или не строить Устьинскую ГЭС — это вопрос большой экономики. Это политический вопрос. Эта станция нужна нашему краю. Наша Устьинская ГЭС — сердце могучего индустриального комплекса. Сталь и алюминий, уголь, лес и большая сибирская химия — все ждут нашей энергии. И плохой бы я был инженер и коммунист, если бы стал равнодушно слушать разговоры о консервации строительства гидростанции.
—Вы уходите в сторону, товарищ Набатов, —сухо сказал заместитель министра.—Разве энергия тепловых станций, не годна для выплавки стали и алюминия?. Не годна для заводов большой химии?
— Товарищ Майоров!—уже с горячностью воскликнул Набатов.— Не мне вас убеждать, вы сами строили. У нас сложился коллектив, создана промбаза, построено жилье. Мы начали перекрывать, реку.
Через два года мы дадим ток. Возьметесь вы, не имея ни коллектива, ни строительной площадки, ни технической документации, наконец, за Два года построить тепловые станции, которые заменили бы Устьинскую ГЭС? Я не возьмусь. И вы не возьметесь. И никто не возьмется. Ведь это же ясно и вам и мне. Чего же тут… — Набатов махнул рукой и насупился. Нет, не умеет он хладнокровно разговаривать с начальниками.
Но Майоров, видимо, остался им доволен.
— То, что вы сказали под конец, убедительно. А вот лекцию об экономике Сибири я сегодня слушаю третий раз.
Утром, чуть свет, позвонил ваш…— он назвал фамилию первого секретаря обкома,— и по старой дружбе — мы с ним еще до войны вместе работали — сперва пошумел, а потом тоже лекцией угостил. Видно, на самом деле хороша ваша Сибирь, что все вы там такие патриоты.
«Молодец Перевалов! — подумал Набатов.—До первого дошел».
— А потом,— продолжал Майоров,— был разговор в ЦК. Тоже о Сибири. И о вашей стройке. В ЦК нам сказали — мы были вместе с министром: что строить, решайте сами, за это вас Советская власть хлебом кормит; что для государства сейчас выгоднее, то и стройте…
— Правильно сказали! — не выдержал Набатов.
— …будете ли продолжать строить Устьинскую ГЭС, или будете строить тепловую станцию, но построить должны за два года…
Набатов на радостях грохнул кулаком по столу:
— Построим, товарищ Майоров!
Майоров посмотрел на него со снисходительной, ни не обидной улыбкой, было в ней что-то отцовское. — Да, вы приросли сердцем к своей стройке,— сказал он, и Набатову показалось: сказал, подавив вздох.—Это хорошо. Можно позавидовать. А что? — он вдруг улыбнулся и, весело подмигнув Набатову, сказал самым простецким тоном: — Может, поменяемся местами? Вы сюда, а я на Ангару? А?..
— От добра добра не ищут,— в тон ему ответил Набатов,
— Теперь поговорим о главном,— снова серьезно сказал Майоров.— Познакомьте меня с вашим проектом перекрытия.
От только что выказанного им добродушия не осталось и следа. Он придирался к каждой мелочи, с педантичной тщательностью проверял все расчеты и графики работ. Но тут Набатов чувствовал себя как рыба в воде. И Майоров это понял.
— Сами разрабатывали проект? — спросил он.
— Я же главный инженер стройки,— ответил Набатов.
— Да… главный инженер…— повторил Майоров.— Придется вас освобождать от должности главного инженера…— он пристально посмотрел на удивленного Набатова,— и назначить начальником стройки. Возражений нет?
— При одном условии.
— Именно? — насторожился Майоров.,,.
— Оставьте за мной должность главного инженера.
— Не густо будет?
— Я глубоко убежден, — сказал Набатов, — что главный инженер и должен быть начальником строительства. Два медведя в одной берлоге ни к чему.
— Резон в этом есть, но… — Майоров развел руками,— структура не позволяет.