— Говори тише и не рассказывай об этом никому другому, Лина, а то тебя посадят в чулан на три дня и на три ночи!
— Ох, уж этот чулан! — тяжело вздохнула младшая.— Там так много крыс, я чуть не умерла со страху, когда меня посадили туда в прошлый раз за то, что у меня из корзины украли пряники!
— Я знаю, ты так кричала, что несколько дней не могла говорить! Тебе еще больно?
— Иногда вот тут! — Девочка показала на свою впалую грудь, прикрытую дырявым платком.
— Сегодня вечером и завтра я постараюсь дать тебе побольше хлеба! Пусть Фриц и Антон идут себе, не смотри на них, мы их опередим!
Маленькая девочка, поглядывая иногда на мальчиков, шедших в стороне, следовала за Маргаритой. Они миновали, наконец, заставу и вышли на Мельничную улицу, где сгрудились дома рабочих и малоимущих людей; иногда их теснили фабричные корпуса.
Улица становилась все уже, дома по сторонам все меньше и ниже. Вскоре девушки вышли на шоссе. Они поравнялись с забором, за которым еще цвели георгины и розы, на воротах перед маленьким домом, обвитым плющом, крупными буквами значилось: «Садоводство». Вдруг за деревьями' что-то зашевелилось, младшая из девушек боязливо прижалась к своей спутнице.
— Успокойся, Лина, это, верно, Вальтер!
— Ты угадала, Маргарита — раздался голос из-за кустов.— Здравствуй. Вот уже час, как я жду тебя.
Вальтер был учеником садовника. Крепкого телосложения паренек, в соломенной шляпе и чистом полотняном сюртуке, ласково смотрел на девушку, которую знал уже не первый год. Она приходила в сад за цветами, которые покупала госпожа Фукс.
— Вот еще новая порция,— сказал он, высыпая в корзину девушки цветы и листья.— Вчера, связывая букеты, ты опять так хорошо пела, Маргарита. Твоя песня была такая грустная, прямо сердце разрывалось.
— Это мое единственное удовольствие, Вальтер. Поздно вечером, окончив работу, я забираюсь куда-нибудь подальше в глушь, тогда песни поются сами собой! Однако прощай, нам надо поторопиться. Позади идут Фриц и Антон, я не хотела бы с ними встречаться!
— Я провожу вас до Морской улицы.
— Нет-нет! Они непременно привяжутся к тебе.
— Думаешь, я их боюсь? Я готов на все, чтобы защитить тебя, Маргарита.
— Но тебе завтра рано вставать, оставайся!
— Я останусь в саду и буду следить за вами до тех пор, пока вы не дойдете до дома.
Простившись с Вальтером, девушки пошли дальше по шоссе и вскоре свернули на песчаную дорогу, которая вела к роще, за нею на холме был дом, где они жили. Если это полуразвалившееся жилище можно было назвать домом.
Дверь приотворилась, показалась женщина лет сорока, с черными распущенными волосами, орлиным носом и толстыми губами на злобном лице. Вылинявшая красная шелковая юбка, вероятно, наследие лучших и давно минувших времен, делала ее толстую фигуру еще необъятнее. Вероятно, ей помешали наводить туалет. Это и была госпожа Фукс, которая, живя в разлуке со своим преследуемым, но находящимся на свободе мужем, продолжала держать его пансион.
Читатель поймет, что она имела в виду под этим названием, если мы скажем, что кроме Маргариты и Лины в этой хижине находилось еще около двадцати мальчиков и девочек самого разного возраста, которые каждое утро должны были отправляться в город продавать цветы, овечек, апельсины и пряники, и затем с наступлением ночи отдавать вырученные деньга госпоже Фукс, за что получали кусок хлеба, несколько картофелин и вдосталь воды. Но дети эти, не знавшие ни отца, ни матери, выросшие с колыбели в нищете и страхе, были рады, когда получали эту скудную пищу, которой лишались довольно часто, если не выручали достаточно денег.
Госпожа Фукс заперла дверь на замок и вошла вместе с девушками в комнату. Посреди ее стоял грязный стол, а возле него несколько худых стульев. На стеле рядом с тускло горевшей лампой красовалась бутылка с каким-то крепким напитком, который госпожа Фукс употребляла якобы против болей в желудке.
Зеркало на стене, старый шкаф и комод о трех ножках, над которым висела картина, изображавшая сцену из священного писания, составляли все убранство жилища,
Низенькая дверь вела в другую комнату, которая служила местом пребывания детей и откуда в эту минуту слышались приглушенные голоса.
Маргарита и Лина поставили свои корзины на стол и стали считать деньги.
— Как, негодная тварь, — закричала госпожа Фукс, увидев, что корзина Лины почти полна,— с четырех часов ты ушла из дому и принесла всего только восемь грошей? Погоди, я научу тебя быть прилежнее!
— О милая тетя Фукс,— взмолилась девочка, припав к ее ногам,-, только не сажайте меня в чулан, я заходила во все пивные лавки и каждому предлагала свой товар,
— А, так ты боишься чулана? Ну, так я, наконец, знаю средство тебя исправить! Маргарита, поди посади ее туда!
— Она больна, я не могу сделать этого!
— Как, ты смеешь возражать?
— Накажите меня вместо Лины.
— Ты свое дело сделала, да и к тому же ты теперь достаточно взрослая и завтра вечером поедешь вместе с Луизой и со мной. Пора тебе узнать лучшую жизнь!
— Я принесла на десять грошей больше, чем следовало!— сказала Маргарита.— Пусть это будет долей Лины!
— Опекун ты ей, что ли? Уж не думаете ли вы, что я стану даром кормить вас и одевать? Поди, нарежь им хлеба,— госпожа Фукс кивнула на соседнюю комнату, а я сама запру в чулан эту лентяйку. Пойдем, негодная! — Она потащила за собой Лину.
Маргарита с жалостью посмотрела ей вслед. «Потом постараюсь принести ей ужин»,— подумала она м пошла в соседнюю комнату, где сидели и лежали на сене грязные и худые мальчики и девочки. Жадно брали они из рук Маргариты хлеб, запивали его водой из расколотых кружек и тут же укладывались спать.
Вот как содержались пансионеры госпожи Фукс!
Возвратившись в первую комнату, Маргарита застала там госпожу Фукс, уже исполнившую свое недоброе дело.
— Завтра вечером ты уже больше не пойдешь торговать на улицу, ты теперь уже взрослая, фигура у тебя сносная, да и лицо ничего,— проговорила госпожа Фукс,— так что будешь теперь выходить со двора только со мной!
Маргарита промолчала, но при последних словах содержательницы притона она ощутила какой-то неосознанный страх. К тому же госпожа Фукс обыкновенно по вечерам куда-то исчезала. Юная девушка смутно чувствовала, что над нею нависла грозная туча. Куда уходила госпожа Фукс, было для нее тайной. Одни говорили, что она навещала в эту пору своего мужа, который нигде не смел показываться, другие же уверяли, что она посещала сомнительные балы, заводя там весьма недвусмысленные знакомства.
Последнее, вероятно, было ближе к истине. Вот и сейчас, с помощью Маргариты, она тщательно зачесала свои черные волосы, подрумянила желтые щеки, подкрасила жиденькие брови и, накинув темный платок, вышла из дому.
Маргарита постоянно должна была запирать за нею дверь, а утром, когда она возвращалась, открывать ее.
Перед уходом госпожа Фукс погасила лампу и заперла на ключ шкаф и комод, где у нее хранились деньги. На Маргариту она вполне полагалась — у девушки был чуткий сон, к тому же она вообще не делала ничего, заслуживавшего порицания.
Было уже поздно, когда ушла госпожа Фукс, довольная тем, что завтра отправится в свои ночные похождения уже не одна. Она хорошо понимала, что Маргарита будет для нее неисчерпаемым источником дохода, если только не ускользнет из ее рук, но за этим она зорко следила. Маргарита находилась на ее попечении уже почти четырнадцать лет, а потому она считала себя вправе пустить в дело ее прекрасную внешность. Случалось и так, что девушки, выросшие у нее, достигнув зрелого возраста, убегали, и она теперь пристально следила за тем, чтобы этого не случилось и с Маргаритой, которая красотой превосходила всех ее прежних воспитанниц.
Вскоре после ухода госпожи Фукс Маргарита осторожно отперла дверь и неслышно вышла на двор. С несколькими кусками хлеба и кувшином воды в руках она направилась туда, откуда слышался жалобный плач Лины. Дойдя до старого, развалившегося забора и отворив дверь в нем, она очутилась в низеньком сарае. Воздух здесь был сырым и зловонным — бедный ребенок, завидя Маргариту, бросился к ней навстречу. Кроме Лины в этом ужасном чулане сидела еще семилетняя девочка, попавшая сюда за то, что, мучимая голодом, съела один из пряников, данных ей для продажи.