— Дурь какая.
Балз покачал головой так, словно не желал тратить время на глупости, и ушел. Син хотел отправиться за ним и спровоцировать драку, просто чтобы выпустить пар. Но Роф не потерпит этого в своем доме… и к тому же за обеденным столом были дети. Незачем раньше времени посвящать их в темное искусство вражды с родственниками.
Отворачиваясь, Син вместо этого направился к парадной лестнице, ведущей на второй этаж. Перескакивая через ступеньку, он не понимал, куда торопится.
Чушь. Все он знал.
Когда вообще он хотел остаться на трапезу?
Его комната располагалась в крыле, которое, как он понял, открыли специально для Шайки Ублюдков. Он подумал, что это пустая трата гостеприимства. Долгие века в Старом Свете Ублюдки жили где придется, устраивая ночлег в лачугах и укромных местах в лесу, скрывались от солнца молитвой и собственным оружием, агрессия служила им пищей, а кровь врагов утоляла жажду.
Уж лучше так, чем это, решил он, открывая дверь в свою спальню. В противовес уюту всего особняка, который никогда не станет ему домом.
Он зашел внутрь, ботинки стучали по голым половицам, и в помещении не было мебели, кровати с четырьмя столбиками, съедавшей все пространство, комода для хранения «BVD»[11], стола для корреспонденции, которую он никогда не получал и никому не отправлял, кресла, которое бы приняло его усталые кости.
В ванной, откуда он предварительно убрал все пушистые полотенца на золотых вешалках, спугнув их как птиц с насиженного места, он снял одежду и оружие в должной последовательности. Сначала оружие, которое он разложил на мраморном столике аккуратным, педантичным рядом. Два стальных кинжала. Четыре пистолета, два глушителя. Семь запасных обойм, потому что одну он разрядил в лессера, тренируя свою меткость. Пара метательных ножей, длинная нейлоновая веревка, изолента, зубило и молоток.
Последние четыре в списке? О них никто не знал. Они были его. Собственность… личная.
Затем шла одежда. Сначала кожаная куртка, которую Син положил возле ванны на изогнутых ножках. Черная футболка, свернутая и уложенная рядом с курткой на мраморном полу с подогревом. Ботинки он поставил в один ряд с футболкой, свернутые носки положил поверх футболки, а кожаные штаны — на куртку. Полностью раздевшись, Син поднял футболку с носками и закинул их в спускной желоб для грязного белья. Ему это не нравилось. В Старом Свете он использовал одежду до полного износа, заменяя негодные элементы. Сперва такой порядок являлся вынужденной необходимостью. Впоследствии он придерживался его, потому как не хотел тратить время на то, что не имело значения.
Сейчас он жил здесь, где народ не желал есть свой ростбиф рядом с тем, от кого несет улицей, потом, лессерской кровью и порохом.
Смертью.
До него доходчиво довели сей нюанс, и он возненавидел эти сложности. Но ничего не поделаешь. Время от времени в течение своей жизни ему приходилось уступать превосходящему его сопернику. Во благо… или же нет.
Повернувшись к вещам, которые были для него единственно важными в этой жизни… что бы там ни говорил Балз… его внимание привлекла нейлоновая веревка.
Зубило.
И молоток.
Тело двинулось вперед по призыву его инструментов. И приближаясь к столику, Син видел разные версии себя, листая свои воспоминания с множеством острых граней и сдерживающих средств, что он использовал на протяжении многих веков, так, словно они были фотографиями людей, чьей компанией он наслаждался, счастливых событий, что он разделил с семьей и друзьями… вечеринки, празднества, дни рождения.
Без сознательного приказа от его мозга рука коснулась зубила, прошлась от заостренного края к тупому, он не раз загонял его острие в мягкую плоть и твердые кости. Внутри него обосновался его тальмэн, жуткая энергия от центра груди направилась по его предплечью к боевой руке. Порождая дрожь, судороги.
Но не от слабости. От игнорируемой силы.
Представляя, как он использует это зубило, молоток… свою пилу и топор… другие не менее ужасные инструменты… он видел тела, валявшиеся на полу разного типа. Деревянных, из обработанного дерева или же нет. Мраморных, каменных, с керамической плиткой. Ковры, дорожки, линолеум. Мягкий настил из влажной листвы. Холодный блеск покрытого льдом пруда или же снежные сугробы. Бетон, о который разбиваешь костяшки. Песок на берегу океана, каменистые берега рек, озерная гладь.
Дыхание Сина участилось, а пот выступил на груди, горле, лице.
В своих мыслях он представлял изломанные конечности. Рты, широко распахнутые в крике. Вспоротые его рукой животы и вываливающиеся из них внутренности.