Потекли дни. Отец и дядя проводили большую часть времени во встречах с торговцами, в беседах с такими же, как они сами, солидными негоциантами, не делая различий ни из-за веры, ни из-за цвета кожи, опираясь единственно на уважаемое имя и славу купца. Шимас в первые дни сопровождал их, но очень скоро понял, что торговля, увы, не его стезя. И отправился искать ту дорогу, которая предназначена именно ему.
Конечно, можно не упоминать, что в поисках этой самой, только ему предназначенной дороги Шимасу встретилось немало хорошеньких девушек. Однако их нежные улыбки лишь согревали его разум, не трогая душу. Юноша отчего-то чувствовал себя так, словно готовится к каким-то невероятно важным событиям, словно ждет мига, когда ему позволено будет вынырнуть из полудремы спокойного и чуточку скучного существования.
Осень вступала в свои права. Желтели листья, утренний бриз становился с каждым днем все свежее. Вскоре отец отправится домой — в этот раз без него. Ему же, Шимасу, предстоит в ближайшие несколько дней избрать себе те науки, которым он должен будет отдать все свои силы в ближайшие несколько лет.
Юноша целые дни проводил в тиши библиотеки в доме дяди, пытаясь понять, к чему лежит его душа. Но, увы, ответа не находил — ему было интересно все вокруг. Поняв, что здесь ответа не найдет, перебрался в библиотеку рядом с университетом. И там решения не отыскал. Ему равно интересно было слишком многое: разум, словно губка, впитывал и стихи, и чужие наречия, и постулаты философского спора, который за соседним столом вели длинноволосые студиозусы.
«Аллах великий… Но не могу же я изучать все… Для этого не хватит и дюжины жизней…»
Увы, это была чистая правда — для того, чтобы изучить все, уже известное, чтобы поглотить знание, сохраненное в стенах университета и лелеемое доброй дюжиной богатых публичных библиотек, не хватило бы и сотни сотен жизней. Кто знает, сколько бы еще Шимас раздумывал о том, какую в жизни избрать дорогу, если бы не известие, которое само указало ему путь.
Осенний вечер был столь прохладен, что юноша с удовольствием спешил домой — все чаще дом дяди он называл своим домом. В камине весело горел огонь, разгоняя призраки приближающейся непогоды. Оба брата с высокими бокалами в руках сидели у огня и вполголоса обсуждали сделку, которую только что совершили.
Это зрелище было таким мирным, что Шимасу на миг захотелось присоединиться к ним, на миг стать таким же мудрым негоциантом. Но всего на миг. Ибо следом за ним в полуосвещенный каминный зал вошел мажордом.
Оба брата с недоумением взглянули на него — почту обычно доставляли ближе к полудню. Алишер хотел было уже отослать слугу, чтобы не мешал беседовать с братом, но что-то в лице обычно невозмутимого мажордома заставило взять в руки пергамент, скрепленный всего одной печатью.
Сухой щелчок — и красные куски сургуча усеяли мрамор перед камином. Алишер пробежал глазами письмо и без слов передал пергамент брату. Тот стал читать и буквально впился взглядом в строки. Минуты текли в молчании — Масуд снова и снова возвращался к написанному.
Наконец он поднял глаза на Шимаса.
— Матушка… — И больше ни слова произнести он не смог.
Юноша взял письмо из рук отца, но читать не стал: слезы, заструившиеся по щекам Масуда, сказали ему все.
— Надо спешить, отец?
— Поздно куда-то спешить… Читай, сын!
И Шимас послушно опустил глаза к письму. Чем больше он читал, тем сильнее тряслись пальцы, сжимавшие тонкий пергамент. А картина, встающая перед глазами, убивала.
Ибо не было больше у него дома там, на полуночи, в далекой Арморике. Лишь груда обугленных развалин указывала место, где стоял Варденран — замок, принадлежавший предкам матери почти три столетия. Злейший враг семьи, подлый барон Фулкхерст, убил мать и близнецов — младших братьев Шимаса, сжег замок, разорил поместье и изгнал вассалов с веками принадлежащих им земель.
Перед глазами юноши встала страшная картина: дымящиеся недавним пожаром камни, черная копоть на руках старого слуги, мокрая земля, в которой он пытается вырыть могилу для убитой хозяйки. Парадный зал превратился в черные руины, и дождевая вода собирается лужами в выбоинах древнего каменного пола…
— … каменного пола, — прошептал Шимас, — выложенного моими предками в незапамятные времена.
Губы юноши свела гримаса, но слез не было. А вот желание ощутить под пальцами рукоять меча оказалось болезненно необходимым.