— Вот так, слышали? — победно провозгласил Рединг.
— Тут не только кильт наденешь! Кстати, о русских красавицах. Мне переводила девушка по имени… Хелен. Вот воплощение русской красоты. Зима… Москва…
— Очень умная девушка, — вступил в разговор Киттель, — только очень худая.
— Но ты не женился бы на такой девушке, — выразила мнение Гленн, обращаясь к мужу.
— Почему нет? — взбодрился Рединг. — Будь я помоложе… Молчу-молчу.
— Мне кажется, что она немного похожа на финскую девушку, — вступил в разговор доселе молчавший Йоханнес Лайне.
— Может быть, — сказал Шажков, — она с севера, так что, возможно, в ней течёт и финская кровь.
— Понятно, финские девушки самые красивые, — подытожил профессор Климов, вызвав всеобщий смех, — предлагаю налить…
Ансамбль тактично и негромко заиграл джаз, и Климов пригласил Гленн на танец. Валентин теперь мог передохнуть. Депутат, сидевший рядом (его звали Михаилом), предложил выпить «просто так», и Шажков протянул ему свою рюмку.
— Смотри, как болезненно англичане реагируют на межнациональные проблемы, — обратился он к Валентину, — спроси-ка немца, а как у них с этим делом? Болит?
— Стоит ли?
— Переведи. Мистер Киттель, как в Германии с национальным вопросом?
Валентин перевёл, но Киттель то ли не понял, то ли сделал вид. Тогда Михаил сам стал спрашивать его: «Как насчёт дойчленд нэшенал квесчен? Андерстэнд?»
Шажков почувствовал досаду: перебрали-таки малость «слуги народа». Он отвернулся и глянул на Климова с Гленн. Из трёх танцевавших пар они были самой стильной и изящной, даром что Климову уже под семьдесят. Валентин только сейчас разглядел, что Гленн тоже немолода, но в движениях легка и слегка угловата. Шажкова кольнула зависть: ему ещё ни разу не довелось пригласить Лену на танец.
«Надо перестраиваться, — подумал он, — и создавать социальную надстройку над любовно-сексуальной базой». У Валентина сейчас была очень лёгкая голова, и он легко представил их общий с Леной дом и, кто это там маленький бегает? Мальчик или девочка?..
Из мечтательного состояния Шажкова вывел Михаил словами: «Вот видишь, я и без него знал, что у них масса проблем на национальной почве. Турки хотя бы, да и не только, не буду развивать тему Он всё признал! Переведи ему, что у них турки, а у нас — чурки. Сможешь?»
— Вряд ли, — Шажков поглядел на часы. — Двенадцатый час. Вам пора на вокзал.
— Да? — удивился депутат. — В самом деле? Наливай.
Через полчаса автобус увёз депутатов к «Красной стреле», и за столом у всех как будто разгладились морщины на лицах. Ещё пару раз выпили с короткими тостами и перешли к кофе с мороженым. Профессор Климов достал из кармана модный коммуникатор и тщетно пытался набрать номер.
— Валя, помоги. А вот, набрал. Сейчас сына вызову, а то машину вести я, кажется, не смогу. Игорёк?..
Вечеринка заканчивалась. Выпили много, но меньше, чем ожидал Шажков. Во всяком случае, он не чувствовал себя пьяным. Так — слегка навеселе. Но на душе у Валентина не было спокойствия: депутаты вывели его из себя даже больше, чем директор ООО «Питание». И самое главное, что и в том и в этом случае вся эта гадость вертелась именно вокруг него.
— Притягиваю я их, что ли? Может, ещё раз попробовать исповедаться?
Кто-то взял его под руку. Это оказалась Гленн.
— Устали? — спросила она.
— Да нет.
— У вас фантастический город.
— Спасибо, Гленн.
— Валя, посади их в автобус и давай ко мне, — раздался голос Климова. — Good bye, ladies and gentlemen. Ждём вас на следующей конференции.
У машины Климова стоял молодой человек в короткой курточке.
— Валентин, — Шажков протянул руку.
— Игорь, — парень ответил крепким рукопожатием.
— Давай, Игорёк, домой через Васильевский, — скомандовал Климов, и автомобиль энергично тронулся с места. Поплутав по переулкам, он выехал на Литейный и дальше на набережную, уходившую вперёд ровной цепью огней и перечёркнутую три раза стрелками подсвеченных мостов. По левую сторону одно за другим мелькали причудливо освещённые здания, стоявшие почти вплотную к неширокой проезжей части, а справа за гранитной стенкой чернела Нева, в которой по мере отдаления от берега всё более густо отражались огни окружающего города. Валентин прижался лбом к холодному стеклу задней двери, и ему хотелось, чтобы эта поездка длилась вечно. Пролетавшие мимо огни постепенно сплелись в длинную яркую «косичку», на мгновение возникло очень ясное ощущение черноты и холода высокой невской воды, а секундную невесомость двух горбатых мостиков Валентин ощутил уже в полусне.