В Англии повторилась «старая песня». Даже спустя много лет Сесиль все еще ходил перед Гарбо на цыпочках, в то время как она нередко обращалась с ним как с прислугой, и если в их планах ее не устраивала даже самая мелочь, она обрушивалась на Сесиля с беспощадной критикой, хотя и продолжала по-прежнему считать его своим любовником. Вполне возможно, что прессы в аэропорту не оказалось, однако вскоре досужие репортеры все же вышли на след Гарбо. 17 октября ее заметили в гостях на Даунинг-стрит, а 18 октября ее присутствие — в отеле «Клэридж». Гарбо посетила балет «Ромео и Джульетта» и пообедала с Сесилем в его лондонском доме. Согласно заявлению газеты «Ньюс Кроникл», к Сесилю домой на сеанс фотосъемок приехала Галина Уланова и там неожиданно повстречалась со своей героиней — Гарбо. В тот вечер состоялись два равных по значимости обеда. На одной стороне Пелхэм-стрит Оливер Мессель принимал у себя в гостях Уланову, а на другой — Сесиль Битон развлекал Гарбо, Сесиль де Ротшильд и Хэла Бертона. Сесиль подробно остановился на всех деталях этого визита в письме Мерседес, и хотя он настоятельно просил порвать это послание. Мерседес, верная привычкам, его сохранила:
«Я только и занимался тем, что пытался оградить Грету от этих кошмарных газетных небылиц. Нельзя сказать, чтобы газеты ее особо интересовали. Они чаще всего как раз и критикуют ее за ее неразговорчивость, и поэтому делают вид, будто она их больше не интересует. Однако она навсегда останется на редкость притягательной личностью, способной погружать людей в транс или экстаз (sic!) всякий раз, когда ей придет в голову околдовать их. Весь этот уик-энд она вела себя как ребенок — такая счастливая и смешная, искрящаяся остроумием. Безусловно, она гений в том, что касается ее умения осложнять собственную жизнь и жизнь окружающих, однако трудности этого уик-энда носили самый что ни на есть поверхностный характер и скорее напоминали дружеское поддразнивание. Сегодня мы вместе с Сесилью де Ротшильд отправились в Оксфорд. По-моему, лучшей спутницы ей не сыскать: Сесиль целостная, уравновешенная натура, без капли вульгарности, человек с твердыми жизненными ценностями и убеждениями. Несомненно, это уже шаг вперед по сравнению с дурацким детским сюсюканьем и жаргоном антикварных лавок Второй авеню. Сесиль только тем и занята, что пытается облегчить Грете жизнь, тем более что той, как никогда, нужен кто-то, кто бы о ней заботился. Какая она, однако, притягательная натура! Воистину, Грета величайшая чародейка нашего времени, и как замечательно, что я ее знаю, — и опять-таки, как печально, что именно эта ее натура мешает ей вести простую человеческую жизнь, такую, какую ведут менее прославленные представители человеческого рода. Мне совершенно не известно, как долго она еще намерена здесь оставаться — или же ей снова вздумается вернуться во Францию».
В своем дневнике Сесиль зафиксировал каждое слово, каждый шаг Гарбо. По его мнению, она страдала все той же нерешительностью: ей то хотелось побыть наедине с собой, и поэтому она настоятельно советовала Сесилю проводить время с его друзьями и забыть о ней, то принималась рассуждать о том, какая вкусная пища, а затем жаловалась, что, дескать, Сесиль заставляет ее переедать. Однажды она печально посмотрела на себя в зеркало и пришла в полное отчаяние от увиденного.
«Бедная крошка Гарбо — ну и вид у меня! Чего стоят только эти морщины (мор-р-р-щины)… и шея дряблая… слишком поздно… слишком поздно — какое счастье, что я вовремя ушла из кино. Ты только представь себе, как можно стоять перед камерами в таком виде. Ведь как ужасно, когда Барримор ничего не осталось, как ремешком подстегивать подбородок и фотографироваться только с одной стороны. Как, однако, жестоко, что с каждым годом мы становимся все безобразнее. Для женщин нет ничего страшнее — для мужчин это все равно — выглядеть с годами потрепанной жизнью. Мужчина от этого кажется еще только более мужественным. Боже, но какой же у меня вид! Вот почему я не хочу попадаться на глаза фотографам. И ничего с этим не поделаешь, бесполезна всякая пудра — от нее все эти морщины заметны еще сильнее. Как, однако, печальны эти борозды — а появляются они от того, что всю жизнь живешь в напряжении…»