— Неужели ты хочешь сказать, что со мной невозможно совершенно расслабиться?
— Нет, просто пока у меня нет настроения. Ты плохо меня знаешь. И поэтому выносишь резкие суждения. Кто-то прислал мне в Валентинов день записную книжку, и в ней ты пишешь, что я бессердечная, что я неспособна на истинную дружбу. Но ведь это не так.
— Но ведь это же было написано двадцать лет назад, когда я тебя не знал и ничего не понимал в этой жизни, и рубил сплеча. В любом случае, по-моему, просто несправедливо держать на меня обиду за то, что я писал двадцать лет назад, до того, как познакомился с тобой, и что уже успел позабыть.
«Неожиданно я понял, что невольно цитирую строчки из злополучной статьи о том, поженимся ли мы. Слова показались мне ужасно знакомыми, однако я не мог представить себе, каким образом я их использовал и как вообще кто-либо мог докопаться до них. И еще я понял, что ей было больно читать эти строчки. Однако нельзя сказать, что только это повлияло на ее отношение ко мне.
— Так, значит, как? Все кончено?
— Не знаю, — она искоса посмотрела на меня. — Ты хорошо выглядишь, — заметила она. — Похудел?
Я не стал раздавать ей комплименты, а только сказал:
— Я точно знаю, как тебе надо укладывать волосы.
Ей нравилось, когда я брал ее за волосы и приговаривал:
«Nicht machen».
— А теперь ты помнишь, как крепко ухватил меня за волосы в том парижском ресторане?
— Да, ты рассвирепела.
И только теперь мне стало ясно, что на самом деле ей это ужасно понравилось. И неожиданно все снова стало на свои места. Напряженность исчезла. Никаких обид…»
Сесиль отвел Гарбо к себе в гостиницу, чтобы она могла припудрить нос. Ожидая лифт, он понял, что ей хочется, чтобы он ее поцеловал. И Битон запечатлел поцелуй.
«Я позвонил ей на следующее утро. Мы снова стали старыми друзьями. Словно не произошло ничего такого, что способно нас разлучить или же нарушить нашу близость. Мы поговорили о Трумене (Кэпоте), и, когда я похвалил его, она сказала, что как только мы будем пить с ним мартини, она тоже присоединится к нам. Ей надо сделать кое-какие покупки, выбрать кое-что из одежды и вообще походить по магазинам.
Встреча с Т. прошла отлично, но Г. обещала пообедать со Шлее. Позднее она не смогла пойти со мной на балет, опасаясь преследования представителей прессы, и я отплатил ей тем, что отказался от ее услуг и назначил встречу кому-то, кто первым позвонил мне, когда она была у меня в комнате.
Странная, непонятная натура, которую ради нее же самой следует держать в узде, чтобы она не натворила чудовищных ошибок».
Причиной охлаждения отношений между Сесилем и Гарбо, конечно же, являлся Джордж Шлее. Его не на шутку встревожило двухмесячное пребывание Гарбо в гостях у Сесиля, и он впервые усмотрел в Битоне серьезную угрозу. Именно давление со стороны Шлее вынудило Гарбо неожиданно вернуться перед Рождеством в Нью-Йорк.
В середине апреля Сесиль возвратился в Англию. Вскоре последовало письмо от Гарбо. В нем она почти что извинялась, насколько была способна, за свое поведение. Она во всем обвиняла разницу в их характерах, противопоставляя жизнелюбие Сесиля своим издерганным нервам. Гарбо также спрашивала, как поживает его матушка, и передавала сердечный привет Сесилю и Англии.
Глава 11
«Богини больше нет»
Сесиль отплыл в Лондон в начале апреля и с головой окунулся в работу. Гарбо снова отправилась в свои странствия. В письме Сесилю она уверяла, что, несмотря на ее недавнее молчание, она его не забыла. Совершенно неожиданно она побывала в Австрии вместе с Эриком Ротшильдом — они навестили его жену Вину и ее мать. Это было довольно странное время, но Гарбо спрашивала, не хочет ли Сесиль тоже побывать там с Клариссой и Хэлом Бертоном. По ее мнению, Австрия — бесподобная страна. Правда, ее пребывание там было омрачено неизбежным, хотя и привычным появлением «Шлейски». Что касается самой Гарбо, то она все сильнее ощущала себя потерянной, и ей казалось, что, возможно, Сесиль будет только рад, если она не станет строить никаких планов. Интересно, чем он сейчас занимается — на всякий случай Гарбо оставила ему адрес парижского банка Моргана, чтобы он мог написать ей.
Сесиль отправился в Шотландию, чтобы сделать последние штрихи к гастролям Лунтов с «Кадрилью», по пьесе Ноэля Кауэрда. Это была романтическая комедия, в чем-то похожая на «Частную жизнь», и средство выражения для Алфреда Лунта и Линн Фонтанн. Пьеса принесла им триумфальный успех, а для Сесиля явилась примером плодотворного сотрудничества. У его матери случился сердечный приступ, не на шутку его встревоживший, однако одновременно пришли и добрые вести.