— О, нет, — страдальчески воскликнул он. — Только не плачьте.
В ее стороны раздалось сопение.
— Я не собираюсь плакать.
Он глянул на нее с откровенным недоверием.
— Иисус, виски и Роберт Брюс, — глухо пробормотал он.
Она выглядела так, как будто собиралась вот-вот разрыдаться. Он откашлялся.
— Вы в этом уверены?
Она уверенно кивнула.
— Я никогда не плачу.
Он вздохнул с откровенным облегчение.
— Отлично, потому что я не понимаю, что в такой ситуации нужно делать.
— Нет. Я… Нет. — каждое ее слово вырывалось с огромным трудом.
— Перестаньте, — попросил он, неловко переминаясь с ноги на ногу.
Ничего не могло заставить его чувствовать себя беспомощным и неуклюжим, кроме женских слез. Хуже того, он был уверен, что эта женщина не позволяла себе подобной роскоши многие годы. И, что еще хуже, в этом была его вина.
— Все, чего я хотела… — задыхалась она. — Все, чего я хотела…
— И что же это? — он в отчаянии пытался отвлечь ее от надвигающейся истерики.
— Остановить своего брата, — она глубоко вздохнула, и отнюдь не грациозно уселась на кровать. — Я знаю, что для него лучше. Я понимаю, как высокопарно это звучит, но это на самом деле так. Я заботилась о нем с семнадцати лет.
Ангус подошел и сел рядом с ней на кровать, но не слишком близко, что бы опять не вызвать недовольства.
— Почему Вы? — искренне спросил он.
Он знал с самого первого момента встречи, что она не обычная женщина, а отличается твердостью характера и сообразительностью. Из ее сбивчивого рассказа он так же понял, что она заботлива, отзывчива и готова отдать жизнь за дорогих ей людей без малейшего колебания. Сделанные выводы заставили его внутренне усмехнуться, но и в тоже время испугаться: в отношении преданности семье Маргарет Пеннипакер была женским эквивалентом его самого. А Ангус никогда прежде не встречал леди, которая бы настолько полно соответствовала его высоким стандартам в отношении заботы о родных. И теперь, когда он это осознал, что ему делать с ней дальше?
Она прервала его размышления громким всхлыпыванием.
— Вы не слушаете меня!
— Нет, нет, так что… Ваш брат…? — отозвался он.
Она кивнула и глубоко вздохнула. А потом резко поднялась и недовольно уставилась на него.
— Я не собиралась устраивать истерику.
Он нежно погладил ее по плечу.
— Конечно же, нет.
— Если его угораздит жениться на одной из этих ужасных девчонках, то его жизнь будет навсегда разрушена.
— Вы, правда, в этом уверены? — мягко спросил он. По его мнения, обычно, сестры пребывали в твердой уверенности, что знают все лучше всех на свете.
— Одна из них даже не знает алфавита!
Он издал сочувствующее покряхтывание и кивнул, соглашаясь.
— Это плохо.
Она кивнула с еще большей энергией.
— Вот видите? Теперь Вы понимаете, что я имею в виду?
— Сколько лет Вашему брату?
— Только восемнадцать.
Ангус присвистнул.
— Тогда Вы правы. Он понятия не имеет, на что идет. Никто в восемнадцать лет этого не понимает. Если подумать, то и никакая восемнадцатилетняя барышня этого не знает.
Маргарет одобрительно кивнула и спросила:
— Такого возраста Ваша сестра? Как ее зовут? Энн, кажется?
— Да, вторая сестра.
— Почему Вы ее догоняете? Что она сделала?
— Сбежала в Лондон.
— Одна? — искренне ужасаясь спросила Маргарет.
Ангус недоверчиво посмотрел на нее.
— Вам напомнить, что Вы тоже одна добирались в Шотландию?
— О, ну ладно, — пробормотала она. — Но это не одно и тоже. Лондон… Лондон.
— Так получилось, что она не совсем одна. Она забрала мою карету и трех моих лучших лакеев, один из которых бывший боксер. И только поэтому я не сошел с ума до сих пор от беспокойства.
— А что она собирается дальше делать?
— Отдаться на милость нашей двоюродной бабке, — он пожал плачами. — Энн хочет провести светский сезон в Лондоне.
— А почему ей нельзя этого делать?
Выражение лица Ангуса тут же посуровело.
— Я ей сказал, что она получит свой сезон в следующем году. У нас ремонт в доме, и я слишком занят, что бы бросить все и везти ее в Лондон.
— Ах.
Он вызывающе уперся руками в бока.
— Интересно, что Вы подразумеваете под своим «ах»?
Она махнула рукой с видом обреченным и всезнающим одновременно.
— Только то, что, как мне кажется, Вы свои интересы ставите выше ее.
— Ничего подобного! Ничего страшного не произойдет, если она подождет еще годик. Вы же сами, только что, согласились, что восемнадцатилетние совершенно не разбираются в жизни.