Тархаты приняли экспедицию любезно, отвели для нее юрту, позволили сфотографировать усыпальницу, внутрь ее не пустили. У ее входа разостлали войлок, на который стали на колени двое лам, оставив между собой место для Потанина. После того как все трое совершили троекратный поклон, из дверей юрты высунулась рука с красным деревянным блюдом, на котором стояла медная вазочка с горящим маслом. Потанину велели взять блюдо и подержать его. Потом опять совершили три поклона, и этим все кончилось. Григорий Николаевич успел рассмотреть только, что в первой юрте был стол с пятью горящими лампочками; позади каждой из них стоял железный щиток с надписями. Над ними на стене висело зеркало, вероятно закрывавшее вход в заднюю юрту, загороженный также столом.
После поклонения Григория Николаевича угощали чаем и расспрашивали, кто он, — сиян (западный человек) или представитель другого народа. Тархатов интересовал вопрос о народе нохой-ирит, который живет на крайнем западе, западнее сиянов; у него мужчины имеют вид собак, и только женщины похожи на людей.
В Ордосе более чем где-либо сохранились память о Чингис-хане и легенды о нем. Так, здесь говорили, что он не умер, а только спит, лежит в одной из кумирен, в серебряном гробу, под желтым покрывалом. Каждый вечер ему ставят жареного барана, и к утру он его съедает. Со дня его смерти прошло 650 лет, а до воскресения осталось 300 лет. Время воскресения определил сам Чингис-хан. К этому времени в Китае также воскреснет богатырь, с которым Чингис-хан сразится, победит его и освободит свой народ от подчинения Китаю.
Пять переходов до следующей ставки князя Ушин шли по холмистой равнине, представлявшей много мелких и крупных озер, рассеянных среди площадей песков, то голых и сыпучих, то более или менее заросших; попадались также речки, соединявшие озера друг с другом, и луговые площади вокруг озер. Кое-где были небольшие монастыри.
Князя Ушин путешественники не видели, он куда-то уехал, а может быть просто не хотел принимать их; им передали, что он относится враждебно к иностранцам. По владениям этого князя путешественники шли 11 дней до миссии Боро-балгасун, на южной окраине Ордоса.
Местность представляла равнину с глинисто-песчаной почвой, из которой местами выступала вода, образуя мелкие озера или лужи, окруженные лучшей растительностью и являвшиеся пастбищем. Встречались песчаные пространства в виде подвижных барханов и небольшие речки. На пути экспедиция видела два монастыря. Местность была населена монголами и китайцами; последние занимались земледелием, жили отдельными усадьбами и небольшими поселками. Их пашни страдали от заноса песка с барханов, которые местами наступали вплотную и на поселки, засыпая деревья и стены фанз.
Боро-балгасун представлял развалины довольно большого города, окруженного стеной и занимавшего площадь в 800х1000 шагов. Стена, когда-то одетая кирпичом, большею частью уже превратилась в вал; ворота сохранились без кровли. Внутри только в одном углу были еще остатки зданий, среди которых находился ханский дворец; кое-где виднелись плоские бугры и холмы. Часть старого города была занята большим домом католической миссии с церковью и мазанками монголов-христиан.
Местные жители не могли сказать Потанину, когда город был построен, а разрушение его, как и других городов Ордоса, приписывали Чингис-хану.
Экспедиция возлагала большие надежды на помощь миссионеров Боро-балгасуна в отношении найма надежных рабочих-монголов. Китайские слуги, взятые в Пекине, как мы уже упоминали, оказались как городские жители мало пригодными для путешествия. Курильщика опиума рассчитали в Гуй-хуа-чене, а второй, Ли, который важничал и был своекорыстный, сам покинул экспедицию уже в Ордосе, вероятно, опасаясь показаться в миссии; третий, Цуй-сан, был хорошим слугой в городских условиях; но ни он, ни Ли не желали и не умели заботиться о лошадях путешественников и о целости снаряжения. Когда экспедиция подошла к Боро-балгасуну, половина седельного прибора оказалась разворованной; седла были без стремян или с деревянными стременами вместо железных, узды без удил и даже без поводьев.
По Ордосу экспедиция шла от ставки до ставки с конвоем из монголов, который давали князья и который менялся. Конвоиры и соблазнялись седельными приборами, которые никто не берег. В Китае на постоялых дворах и при покупках путешественники, находившиеся в зависимости от своих нерадивых и своекорыстных слуг, переплачивали лишние деньги и вообще играли роль неопытных обкрадываемых чужеземцев. Это нужно было прекратить, так как иначе экспедиции грозил преждевременный конец за истощением отпущенных ей денег.