Во дворе экспедиции — во флигеле — остались жить трое лам, жизнь которых было интересно наблюдать.
Старший из них, с лицом желтым, как дубленая кожа, по целым часам читал нараспев молитвы гробовым голосом, нагоняя на слушающих тоску; остальное время он переписывал тибетские книги. Второй был молодой художник, который с рассветом уходил на работу в мастерскую и возвращался в сумерки. Третий был хромой портной, он же топил кельи и варил пищу для товарищей. Шил он на галлерее, так как в кельях было темно и холодно; но его часто отрывали от работы нищие, которые заходили во двор и протягивали чашку, затягивая унылую песню. Портной вставал, шел, ковыляя, в свою келью и приносил чашку дзамбы нищему. Это повторялось несколько раз в день, но он никому не отказывал, подавая из своего скудного заработка.
В многолюдном Гумбуме только немногие ламы, отличившиеся в изучении писания и на диспутах, получали известное количество зерна для питания, а на платье и другие расходы они должны были зарабатывать. Большинство же лам, если они не получали постоянной поддержки от своих родных, должны были так или иначе работать — украшать храм или заниматься каким-нибудь ремеслом, врачеваньем, наконец, услуживать богатым ламам. Пожертвования богомольцев шли на украшение храмов и содержание только избранных — гэгэна и лам высшего разряда.
Гумбум был выбран экспедицией для зимовки не только ради этнографического интереса. Григорий Николаевич во время зимовки значительно пополнял свои записи о монголах-широнголах, что дало ему возможность посвятить в отчете о путешествии большую главу образу жизни, нравам и обычаям этого народа, оторванного от остальных монгольских племен и жившего среди тангутов и китайцев. Помимо того, он рассчитывал встретить в Гумбуме среди паломников монголов, пришедших из Хангая, и расспросить их о дороге через Центральную Монголию, которую он хотел пересечь на обратном пути на родину ввиду полной неизученности этой страны. Он надеялся также недорого купить у них для этого пути верблюдов, на которых они прибывали в Гумбум. В последнем отношении он ошибся. Верблюды эти были недороги, но сильно истощены далекой дорогой, так как паломники брали с собой, конечно, не лучших, а плохих верблюдов, зная, что в Гумбуме их придется продать дешево. Ни один из купленных путешественниками верблюдов до Кяхты не дошел.
Весной 1886 г. караван был составлен из прежних служителей — широнголов, которые были отпущены на время зимовки, а весной вернулись, узнав, что Сантан-джимба едет с экспедицией до Кяхты. С ним они были согласны итти куда угодно. Взяты были еще три тангута. Все это были опытные люди и хорошие работники, но, к сожалению, они не знали обращения с верблюдами. Для этой работы Потанин взял лам, но они оказались малоопытными, испорченными монастырской жизнью; нанялись, конечно, ламы из числа тех тунеядцев, которые проводили время в шатании из монастыря в монастырь в поисках лучшего. Из них только один дошел до Кяхты.
10 апреля 1886 г. экспедиция вышла из Гумбума и, не заходя в Синин, направилась в г. Донкыр, последний китайский город перед страной Куку-нор, населенной кочевниками. В этом городе Потанин познакомился с отставным китайским генералом, который бывал в горах Нань-шаня. Он сообщил Григорию Николаевичу сведения о местности и дорогах; другой знакомый, местный ученый, дал Григорию Николаевичу китайскую книгу с описанием Сининского округа и картой Нань-шаня; последняя оказалась весьма несовершенной, и ее пришлось исправлять по своим наблюдениям. В Донкыре получили серебро, назначенное одним жертвователем на продление пребывания Березовского еще на год на окраине Тибета, и экспедиции пришлось расстаться с этим полезным сотрудником, который уехал обратно.