Выбрать главу

Разборка на дрова деревянного дома во время топливного голода в

Петрограде. 1919–1920

Фотограф Я.В. Штейнберг. [РГАСПИ]

Очередь безработных на Петроградской центральной бирже труда в отделы по специальностям. Петроград. Июнь 1918

Фотограф Я.В. Штейнберг. [РГАСПИ]

Голодающие Поволжья. Январь 1921

[Из открытых источников]

Витрина магазина братьев Пате. Ноябрь 1917

[Из открытых источников]

Сад в центре Петрограда, возделанный под капусту. Петроград. Сентябрь 1918

Фотограф Я.В. Штейнберг. [РГАСПИ]

А ведь еще за два года до этого Петроград стал примером для всей страны в деле ликвидации предпринимательства и незаконной торговли. Уже в ноябре 1918 г. активизировался процесс закрытия негосударственных магазинов, столовых, различных лавок, мастерских и т. д. Товары в ходе таких ликвидаций чаще всего расхищались, а не попадали на государственные склады.

Свой вклад в перебои с продовольствием внесли и многочисленные структуры, созданные для распределения и регулирования потребления. Только в одном Петрограде этим занимались:

• Комиссариат снабжения и распределения Союза коммун Северной области,

• Комиссариат городского хозяйства,

• Петроградский Комиссариат продовольствия,

• Совнархоз Северной области,

• Комиссариат финансов

• и многие другие.

Разборка баржи на дрова во время топливного голода в Петрограде. Сентябрь – октябрь 1919

Фотограф Я.В. Штейнберг. [РГАСПИ]

Такая же ситуация складывалась и в других регионах – сеть снабжения и распределения была парализована бюрократизмом и хищениями.

Население оставшихся без стабильного снабжения городов хлынуло в деревню, что создало еще и проблему аграрного перенаселения. И это несмотря на то, что после массовой конфискации помещичьих и церковных земель их в основном передали крестьянам. Передел земли зачастую происходил стихийно и во многом разочаровал крестьян.

«Вне всяких условий справедливости и рациональности земля попадала в руки тех, кто оказывался ближе к ней, земля распределялась не по нуждаемости, а по силе захватить ее», – писал советский экономист Павел Першин в 1918 г.

Прирезки оказались не такими уж и большими, к тому же голодных ртов из города прибыло немало – в деревню перебрались около 8 млн домохозяйств. В результате вместо 1,87 десятины земли, приходившейся на одного едока до революции, стало всего 2,26 десятины.

Крестьяне у ссыпного пункта. Очередь на сдачу продналога. 1918

[Из открытых источников]

При этом в рамках политики «военного коммунизма» крестьян лишали всех излишков (а порой и не только излишков) их собственной продукции. Многие крестьяне почувствовали себя обманутыми – полученный собственным трудом хлеб их вынудили отдавать без какого-либо вознаграждения.

Жизнь в деревне стала невыносимой. «Крестьянство раскулачивалось. В кулаки зачислялись все недовольные на селе. К кулакам причислялись крестьянские семьи, никогда не прибегавшие к наемному труду. Если в хозяйстве было две коровы, корова и телка или пара лошадей, хозяйство считалось кулацким. В села, где крестьянство отказывалось сдавать излишки хлеба и не выявляло кулаков, отправлялись карательные отряды. И крестьянство на своих сходках выбирало, кому ходить в “кулаках”. Меня тогда потрясло это, но крестьяне объяснили: “Приказано, чтобы кулаков выявили, податься некуда”. Кулаков выбирали на мирских сходках, как прежде выбирали старосту. Обычно выбор падал на бездетных бобылей, чтобы не пострадали детишки», – писала эсерка Екатерина Олицкая. Она же вспоминала, что в магазинах не было ничего – даже спички и мыло приходилось покупать «в подворотнях и на базарах из-под полы». Ценности же, которые экспроприировали у городских богачей и кулаков, «свозили и сваливали где-то с учетом и без учета».

Регистрация прибывших для формирования полка деревенской бедноты. Петроград. 11 декабря 1918

Фотограф Я.В. Штейнберг. [РГАСПИ]

Были и те, кто продолжал верить в идею. Член редакции «Торгово-промышленной газеты» Муравьев вспоминал:

Во время военного коммунизма жилось тяжко, мучил холод, мучил голод, даже мороженый картофель считался редким экзотическим фруктом. Но самый остов, самый костяк существовавшего в 1918–1920 гг. строя был прекрасным, был действительно коммунистическим.