Вот поэтому-то политическая биография Зиновьева позволит резко раздвинуть рамки наших знаний о прошлом страны. Позволит увидеть события первых двадцати лет советской истории в необычном ракурсе. С иной точки зрения, чем прежде. Поможет по-иному оценить минувшее.
Пролог
У евреев в царской России будущего не было, да и быть не могло. Черта оседлости, установленная еще в 1791 году, воспрещала им — не имеющим высшего образования или патента купца первой гильдии — проживать на территории, присоединенной к империи после разделов Польши. Только в Привисленском крае, Белоруссии, Литве, Курляндии, на Правобережной Украине, а впоследствии в Черниговской и Полтавской губерниях.
Закон 1804 года потребовал выселить евреев из сел, что привело к появлению скученных до предела местечек. В них дети могли учиться лишь в религиозных школах — хедерах, заучивая наизусть Талмуд. А основная масса взрослых, лишенная права заниматься крестьянским трудом или уехать и работать на фабриках и заводах, в шахтах, превратилась исключительно в ремесленников — лудильщиков, портных, сапожников, держала мелочные лавочки. Только немногие становились арендаторами или факторами, то есть посредниками в торговых сделках.
Усугубляла судьбу остававшихся верными иудаизму постоянная угроза погромов, первый из которых произошел в 1821 году. Кровавые погромы повторялись время от времени чуть ли не во всех городах черты оседлости. В Одессе и Киеве, Белостоке, Житомире и Бердичеве, Могилеве и Витебске…
Отчаянное положение вынуждало евреев делать выбор. Либо эмигрировать в США или Аргентину, либо ринуться в революционное движение. Бороться с ненавистным самодержавием, зачастую прибегая к террору. Поначалу — в «Земле и воле», «Народной воле». Затем в социалистических партиях — эсеров, социал-демократов или националистических «Бунд», «Поалей Цион».
Свой выбор сделал и тот, кого по партийному псевдониму нарекут Зиновьевым.
… Два раза Григорий Евсеевич Зиновьев заполнял анкеты. Единожды собственноручно написал автобиографию. Один раз авторизовал статью о себе1. И всякий раз начальный этап его жизни оставался полным умолчаний, недоговоренностей, разночтений. По-видимому, событиям детства и отрочества он не придавал значения. Они его просто не интересовали. Затерялись в глубинах памяти. А может, он их сознательно корректировал применительно к новым требованиям жизни.
Дату рождения поначалу указал весьма своеобразную: 1883 год, «говорят, в праздник Йом-кипур»2. Позднее уточнил — 20 сентября. Столь же своеобразно поступил и с местом рождения. Всегда называл его — Елизаветград (в советское время Зиновьевск, затем Кировоград), и не случайно. Хотя всего лишь уездный город, тот обладал развитой промышленностью: добыча известняка и бурого угля; 140 фабрик и заводов; второе место — после Одессы — по мукомольному производству; мужская и женская гимназии, реальное училище, еврейская религиозная школа, кавалерийское училище. На самом деле, по документам полиции, был уроженцем Новомиргорода, одного из сотен еврейских местечек, в конце XIX века ставшего чуть ли не пригородом Елизаветграда.
Чтобы скрыть свое мелкобуржуазное происхождение, во всех анкетах, в автобиографии писал об отце: «фермер». За столь непонятным в те времена словом скрывал то, что отец, Арон Радомысльский, владел коровами, чье молоко поставлял в город.
Также поступил и с ответом на вопрос об образовании. Нет, не стал лгать, хотя и написал — «домашнее», но добавил: «свободно говорю по-французски и по-немецки». Отмечал, что с шестнадцатилетнего возраста давал «платные уроки на дому», то есть занимался репетиторством, которым зарабатывали лишь старшеклассники-гимназисты и учащиеся реальных училищ. Всегда указывал и иное — «затем служил конторщиком». То есть занимался работой, требовавшей определенного уровня знаний. Никогда не скрывал и того, что, приехав в Берн (Швейцария), сдал вступительные экзамены на факультет химии.
Все это в совокупности заставляет усомниться в некоем «домашнем» образовании. Высказать с очень большой степенью вероятности предположение о том, что Зиновьев получил настоящее среднее образование, и не в гимназии, а в реальном училище.
Годы юности Овсея Радомысльского столь же неотчетливы, смутны. Известны в самых общих чертах.
В Елизаветграде он не только работал конторщиком, но и участвовал в «кружках самообразования», которые следует понимать как политические. Скорее всего, там читали и обсуждали литературу, официально считавшуюся предосудительной. Вполне возможно — марксистскую. Участвовал Радомысльский и в полулегальных стачечных комитетах — не следует забывать: профсоюзы в империи тогда были запрещены. Такой «образ жизни» и привел его к неизбежному — в революционное движение.