— Я нашел лабиринт! — воскликнул Сальетти, не в силах сдержать восторг. — Он тут, рядом, в центральном нефе. Идемте! — И рыцарь взял Вейнель за руку и повлек за собой.
— Гримпоу последовал за ними, размышляя, что может скрывать лабиринт В библиотеке аббатства Бринкдум брат Ринальдо де Метц рассказывал ему о древнейших лабиринтах в истории человечества на острове Лемнос, в Клузии и на Крите. Лабиринт — ловушка, в которую легко войти, но из которой невозможно выйти, если, конечно, при тебе нет путеводной нити Ариадны. Сердце колотилось в груди, а свет камня, который юноша держал в руке, — философского камня, lapis philosophorum, ключа всех тайн — словно сделался насыщеннее прежнего.
Друзья остановились перед первым кругом, от которого открывался вид на бесчисленные завитки, уводившие куда-то в глубь нефа.
— Да, это, несомненно, лабиринт, хотя и не такой, как я себе представляла. Я-то думала, нас ждет подземелье со множеством извилистых коридоров, — проговорила Вейнель, глядя на плиты в полу собора.
— Я тоже ожидал чего-то большего, — признался Гримпоу. — Даже странно, что этот лабиринт наверху, а не в подземелье.
— Мне кажется, тут виден проход, который через круги и завитки ведет прямо в центр лабиринта, — указал Сальетти.
— Цветок! — вдруг вскричал Гримпоу, всплеснув руками. — Цветок в центре лабиринта! — Юноша достал пергамент и уголек и нарисовал то, что открылось его взгляду. Все трое с изумлением воззрились на лепестки цветка, который отчетливо выделялся среди переплетения линий в центре круга.
— Давайте искать вход, — предложила Вейнель и двинулась вдоль линии плит.
Некоторое время спустя она призывно махнула рукой. У ног девушки линия разрывалась, словно предлагая ступить в пределы круга.
Друзей обуревали эмоции, они ощущали близость секрета мудрецов, как если бы воспринимали его магически обострившимися чувствами. Дорога, о которой говорилось в манускрипте Аидора Бильбикума, наконец простерлась перед ними, и сейчас оставалось лишь пройти лабиринт, чтобы посеять зерно (а это наверняка камень, который Гримпоу держал в руке; ведь он имел классическую форму семени). Но где именно нужно посеять зерно? И что произойдет потом? На эти вопросы ответов пока не было.
— Идем до центра, а там прикинем, куда сажать семя, чтобы пророс цветок, — решил Гримпоу.
Вейнель и Сальетти взглянули в сверкающие глаза юноши и согласно кивнули. Ни девушка, ни рыцарь не узнавали Гримпоу, прежде тихого и скромного, а теперь вдруг сделавшегося решительным и словно осененного небесной мудростью. И обоим было приятно сознавать, что этот юноша — их лучший друг.
— Иди один, Гримпоу, — проговорила Вейнель, с нежностью погладив руку юноши. — Линии лабиринта слишком узкие, по ним можно шагать лишь друг за другом, и всякий, кто ступит внутрь, будто совершит паломничество в глубь себя. Это дорога к тому, что живет внутри каждого из нас, к существу, с которым не сравнится никакое чудо вселенной.
— Вейнель права. Ты нашел камень мудрецов, и он выбрал тебя, помнишь? Ты избран, чтобы раскрыть его секрет.
— Но до сих пор мы все делали вместе! Этот загадочный камень принадлежит не мне одному, а всем нам, — возразил Гримпоу, которому вовсе не хотелось в одиночку разгадывать тайну лабиринта и искать секрет мудрецов.
— Мы лишь сопровождали тебя, чтобы ты исполнил миссию, которую начали наши отцы. Мы должны были это сделать. Но ни Сальетти, ни я не ощущаем притяжение камня. В наших руках этот камень — всего-навсего камень странного вида. А вот в твоих руках он становится чем-то особенным и начинает сиять этим красноватым светом.
— Давай, Гримпоу, иди. Мы подождем тебя здесь и ни на миг не упустим из вида, — сказал Сальетти, успокаивая юношу.
Гримпоу глубоко вздохнул и встал перед входом в лабиринт Он помедлил, а потом сделал шаг вперед и побрел вдоль линии, что обозначала проход. Вскоре линия на полу шартрского собора свернула влево и повела к дальней стене. Постепенно Гримпоу успокоился, возможно, благодаря камню, который по-прежнему светился в руке юноши и словно освещал его душу, изливая в нее покой и уверенность. По мере того как Гримпоу продвигался по лабиринту, сворачивая то в одну, то в другую сторону, идя с востока на запад, а затем на юг или на север, ему вспоминались записи Гуриельфа Лабокса из церкви Корниля, и юноша повторял про себя, словно читая стих, сочиненный трубадуром: