Я решаю не спеша обойти весь рынок, упиваясь ароматами свежего хлеба и свежих цветов, угасающей мелодией, что играет на ступеньках уличный музыкант. Я топчусь у прилавков с товарами, которые никогда не покупаю: серебряные украшения, старинные детские игрушки, самодельные свечи, шуршащие юбки, шелковые платья, яркие туники. Прилавки с товарами, которые любила разглядывать мама, когда мы с ней вместе приходили сюда. Я делаю вид, будто эти вещи вызывают у меня огромный интерес, что дает мне возможность пощупать их. Потрогать серебро, бархат, мятый шелк. Вещи, напоминающие мне о ней.
Хозяйка палатки — немолодая хиппи с пирсингом в носу и грубоватой кожей лица — не возражает. Она обедает, вилкой цепляя кусочки сыра «панир» и ореховую пасту. Свое блюдо, по запаху напоминающее чечевицу с карри, она, вероятно, купила у лоточника, торгующего вразнос горячей пищей. Парусиновая стенка палатки у нее за спиной утеплена войлоком с узором из васильков. Я одну за другой сдвигаю вешалки, перебирая туники и юбки. Думаю, какие вещи выбрала бы мама.
Однажды она купила здесь синее бархатное платье. В импровизированной примерочной приложила его к себе и, склонив набок голову, стала разглядывать свое отражение в зеркале с обитыми краями. Зеркало с радужной окантовкой по-прежнему тут. А то ее платье дома, хотя я не люблю на него смотреть. Убрала его с глаз долой, в выдвижной ящик гардероба. Порой мне трудно взять в толк, почему все остается как было. Вещи, что она трогала, одежда, которую носила, которая теплела от соприкосновения с ее телом. Зеркала, в которые она смотрелась. Все это по-прежнему здесь, в этом мире, со мной. А ее нет и уже никогда не будет.
Я возвращаюсь на площадь, где находится кафе с металлическими столиками. Подумываю о том, чтобы заказать апельсиновый сок и посидеть здесь немного. Может быть, загляну на страничку Серены в «Инстаграме», посмотрю, что у нее новенького. По средам она ходит на йогу и обычно после занятий выкладывает какую-нибудь свою фотографию: вот она, гибкая, как гимнастка, стоит вниз головой, а ее струящиеся волосы завершают идеальный круг, образуемый телом. Или размещает вдохновляющую цитату из какой-нибудь книги, которую обычно довольно просто найти и заказать в Интернете. Надо бы, думаю я, ознакомиться с информацией о курсах для беременных, которые нашла Серена, — о тех, что проводятся в пекарне. Правда, за свои курсы я уже заплатила сотни фунтов. Дэниэл будет в бешенстве.
И тут в поле моего зрения попадает она. Девушка с курсов для будущих родителей. Рейчел. Она сидит за одним из железных столиков и читает газету — из тех, что бесплатно раздают на станциях метро. На первой полосе — снова статья о том изнасиловании. В лице Рейчел ожесточенность, губы ее плотно сжаты.
Конечно, можно бы с ней поздороваться, но, в принципе, я не знаю, что сказать, да и не хочется мне затевать очередной пустой разговор. К концу того первого занятия я уже не чаяла избавиться от ее общества, но она снова попыталась завязать беседу. У меня создалось впечатление, что она надеется потусить со мной, выпить еще вина. Я тогда тихо извинилась и поспешила домой с намерением отругать Дэниэла за то, что он не пришел на курсы.
Пользуясь тем, что Рейчел меня не видит, я, не в силах противиться искушению, разглядываю ее. Совсем молоденькая, гораздо моложе остальных женщин в нашей группе; ей еще рано иметь детей. Вполне симпатичная, хотя зачем-то чересчур тонко выщипала брови, а длинные волосы покрасила в слишком темный цвет. На их фоне ее лицо кажется мертвенно-бледным.
Видимо, Рейчел очень увлечена чтением. Еще даже не притронулась к кофе, что стоит на столике перед ней, — судя по непотревоженной пенке, обсыпанной шоколадной пудрой. Телефон и кошелек она положила на край стола. Весьма опрометчиво: бери не хочу. Кошелек, отмечаю я, набит купюрами, так что даже полностью не застегивается.
Рейчел откладывает в сторону газету, берет телефон, начинает что-то печатать. На ногтях у нее по-прежнему облезлый фиолетовый лак. У ног — вульгарный золотой рюкзак и несколько пакетов с покупками. Мобильный телефон одет в золотой пластиковый чехол, какие обычно выбирают для своих телефонов подростки. На задней стороне стразами выложена фигурка кролика — символ журнала «Плейбой».
Я смотрю на нее слишком долго. Она поднимает голову и тотчас же замечает меня. Я быстро отвожу глаза, начинаю копошиться со своими сумками. Поздно.
— Хелен!
Я обращаю на нее взгляд. Серьезного выражения на ее лице уже как ни бывало. Рейчел обнажает в широкой улыбке свои выпирающие зубы. Склонив набок голову, она жестом приглашает меня за свой столик. Пузатый кошелек сует в сумку, с глаз долой.