Вот так с Инсафом, на которого устремили взоры перекуривающие.С него теперь спрос по поводу вычитанного в газете.
Черри Блэр – жена премьер-министра Великобритании – ехала утром на работу. Забыв дома деньги, не стала возвращаться, потому что, как простолюдинка, верит в приметы. Села в электричку, как у нас говорят, зайцем. Тут её попутал контролёр. Вот это ситуация! Попалась, дрянь такая. Что скажешь на это, Инсаф? Смотрят на Инсафа три пары глаз, будто товарищеским судом премьершу Черри, гидру капитализма, собрались судить за то, что зайцем ездит. Имела она право? Какой пример народам подаёт? Если уж первая леди Англии фактически норовит руку в карман к железнодорожникам запустить, тогда Гришке-Косому что стоит перебросить за ограду пилорамы пяток сороковок или вечерком сходить на ферменский кормовой двор за охапкой люцерны?
Инсаф с приговором не спешит. Это тебе не дома, когда с плеча рубануть можно. Тут, помимо всего, марку надобно сохранить, для солидности паузу выдержать. И только потом сказать, что, во-первых, случай не характерный, потому как премьерша-то иноземная. Какое отношение имеет к ней Гришка с его досками? Он что, их через границу перебрасывает, беспошлинно? От Кожай-Андреева до Великобритании – не то же самое, что, отпросившись, в район съездить. А во-вторых, для Инсафа не в том компот, что премьерша, а зайцем, и мужу не пожаловалась на контролёра, а в том, что только на днях в «Комсомолке» (кто-нибудь подумает, что в голодранном Кожай-Андрееве газеты выписывают; не то время, но подшивку можно попросить на ночь в библиотеке на центральной усадьбе) прочитал Инсаф о своей отечественной премьер-министерше, о русской Черри Блэр – о Людмиле Путиной, которая с детками да с племянницей отдых проводила на Камчатке.
– Что ж она там позабыла, на той Камчатке? Какой это отдых? Там же одни чукчи да тюлени, – вмешался было Гришка-Косой.
– Сам ты тюлень, – задвинули его тут же сотоварищи. – Чукчи на Чукотке водятся, а не на Камчатке.
Так вот, на Камчатке, как и Черри Блэр на обычной электричке ездит на работу, так и наша Людмила Путина с детками жила в обычной гостинице; номер снимала здесь обычный и сама за всё рассчитывалась – в сутки за каждого члена семейки по пятьсот рублей платила.
Когда Инсаф, рассказывая, дошёл до пятисотрублёвого за сутки номера в гостинице, только что поименованный тюленем Гришка снова, но уже не горячась, подняв так ладонь, остановил рассказчика и высказал своё. Высказал подкупающе спокойно.
– Ты, Инсаф, конечно, мужик грамотный. И в Белебее бывал. Только вот знай край, да не падай. Нет таких гостиниц, чтоб по пятьсот рублей в день. Ты, смотри, ещё где-нибудь об этом не расскажи. Это уж мы здесь твои друзьяки. А то ведь засмеют, да ещё побить могут за брехню. Наша Настёнка вон институт за пять лет закончила. Ты понимаешь, институт, – поднял Гришка указательный палец вверх. – Учительницей теперь в Бишинде. В месяц триста рублей зарплата. А ты хочешь, чтоб пятьсот за день. Ты думай, о чём брешешь.
Словно Гришкино спокойствие передалось Инсафу. Он лишь посмотрел на Фому неверующего, не стал в препирательстве тратить энергию. Потому что вовсе не к пятистам рублям клонил пытливую мысль свою в рассказе, а к тому, что Люда Путина сопровождаема была на Камчатке, на отдыхе, охраной и ещё какой-то службой протокола. Во! Журналисты не были подпущены к ней. Какой уж там контролёр. Контролёру здесь так под зад дадут, что штанишки, как паруса, пузыриться будут, когда он пустится бечь.
От кого, от Гришки-Косого или от Инсафа передалось спокойствие честной компании, только после такого сообщения о путинской супруге поначалу отправили мужики кружку по кругу, поторапливая друг друга, чтоб освобождать её без задержки, а потом уж умничать. После допинга сам собой разумеющийся вопрос, для возникновения которого в данный момент ума-то особого не требовалось, был поставлен тоже не только спокойно, но, быть может, даже осторожно.