- Спасибо! - и… улыбается.
Нереальное счастье и теплая радость растекаются по сердцу ласковой волной. Он. Мне. Улыбается!
Женька перехватывает игрушку поудобнее, трется щекой о мягкое коричневое ухо и счастливо вздыхает. А я тупо завидую плюшевому медведю. Но тут гроздь шаров неожиданно вырывается из его рук и радостно трепыхаясь, уплывает в небесную синеву.
- Ой! Улетели! – по-детски расстраивается парень, следя глазами за потерянными шариками. - Так жалко.
- Жень, а хочешь, я тебе еще десять таких связок подарю, а хочешь… - я ерошу и так непослушные волосы на своем затылке, в трудом вспоминая нужные слова и задыхаясь от нахлынувших эмоций. - Жень, что ты хочешь? Я все сделаю.
- Все? – Зайка серьезно смотрит мне в глаза. - Но мне правда ничего не нужно, вот только…
- Говори, Жень, я обещал. Все, что попросишь.
- А Вы можете не приходить кушать в МcDonalds, а то при Вас я начинаю нервничать и путать заказы, меня уже и уволить обещали.
Меня словно холодной водой с ледяным крошевом окатило. Желудок благодарно и с явным облегчением крякнул, а сердце сжалось от ужаса так, что я не мог даже вздохнуть. Если так пойдет и дальше, то уже в следующий раз мы встретимся с Зайкой в кардиодиспансере: он - с уткой, а я - лежа с капельницей в реанимации.
- Конечно, Жень, – еле ворочаю языком и плохо вижу от предательски навернувшихся на глаза слез. – Я же обещал…
Больно! Страшно! И так хреново на душе!
Я проиграл! Но сдаваться не собирался!
========== Глава 5 ==========
Как вернулся домой, я не помнил. Почему не собрал по дороге все столбы и отбойники – не знал. В голове ледяное безмолвие. В сердце, вырвав с «мясом» все когда-то такие надежные замки, поселилась печаль и безнадега.
Я пытался уговорить себя, что все не так уж и плохо: Зайка же все-таки взял мой подарок, поблагодарил и даже улыбнулся. Но при всем при этом я реально понимал, что видеть-то меня он не хочет, запретив приходить к нему на работу.
Да и на что я надеялся?!
На то, что парень кинется мне на шею с поцелуями в порыве благодарности? Нет.
Так чего психовать-то? Включай, Гризли, мозги и думай… Но тело и душа требовали сейчас совсем другого.
С животным рыком и безумными глазами диким зверем я метался по квартире, круша все на своем пути: бил и топтал дизайнерские безделушки, срывал с окон шторы вместе с карнизами и рвал диванные подушки. Когда в гостиной уже не осталось ничего рвущегося и бьющегося и даже огромная плазма валялась на полу, подмигивая потускневшим изображением через паутину трещин на экране, я сбежал на кухню. Вскоре и там разбитая посуда цветной мозаикой покрывала дорогой темный паркет, перемешиваясь с рассыпанными специями, сахаром и солью. Из последних сил добравшись до бара и зацепив первую попавшуюся под руку бутылку, заваливаюсь на пол, ногами расчищая для себя место среди разгрома и хаоса. Первый же глоток крепкого напитка обжигает горло и огненным тайфуном бьется внутри, расслабляя тело и погружая мозг в густое, как кисель, небытие.
Три дня я отсутствовал в реальном мире, забывшись в алкогольном тумане. Потом пришел Макс. Матерясь сквозь зубы, распинал пустые бутылки, грубо оторвал мою задницу от нагретого места на покалеченном диване и швырнул меня под холодные струи душа.
Через час я сидел на кухне и пил горячий, сладкий, крепкий чай с травками из последней, не сильно пострадавшей кружки (ну подумаешь - ручка откололась…) под присмотром грозного друга. Из гостиной доносились тяжелые вздохи домработницы и грохот сгребаемого в мусорные мешки хлама.
- Я смотрю, ты неплохо повеселился на Женькином дне рождения, три дня в глухой несознанке, - зло выплевывает слова Макс. - Вот не знал, что ты еще и запойный алкоголик.
- Макс, давай ты меня позже стыдить будешь, а? – голова разваливается на пазлы, в груди жжет и болит. - Ну, например, когда будешь рыдать над моим гробом.
- Так! Шутить изволим, - сложив руки на груди, вещает верный друг. - Значит, в себя приходить начал. Хорошо! Сейчас в спаленку тебя отведу, одеялко подоткну, колыбельную спою – и только попробуй завтра не явиться на работу, излучая оптимизм и хорошее настроение. Прибью! Надеюсь, ты понял меня, Гризли?!
- Да понял я, понял! – стыдливо опустив глаза, стараясь не смотреть в сторону учиненного мной разгрома, бодренько ползу на второй этаж. Здравствуй, кроватка! Я твой до утра!
<center> *</center>
Жизнь постепенно входила в привычную колею. Медленно потекли безрадостные дни, работа – дом, дом – работа. Интерьерчик, мебель и бытовую технику пришлось обновить. На кухне сверкали хрустальными гранями новые стаканы и рюмки и радовал своим великолепием белоснежный набор столовой посуды. Я же старательно изображал на публике обещанные Максу оптимизм и жизнелюбие.
А в городе безраздельно хозяйничала весна, обливая нежной зеленью деревья, кустарники и газоны, солнце светило все смелее и ярче, скоро майские праздники и пикники на свежем воздухе. Народ оживал и радовался, вдыхая весеннюю свежесть и жмурясь от ласкового солнечного тепла, только на моей душе было пусто и горько. Пусто – без Зайкиной улыбки, подсмотренной мной; без его обжигающего и пусть ненавидящего меня взгляда; и хриплого голоса, заставляющего меня умирать от желания. Горько – от сознания того, что сам же, своими руками создал эту гребаную безвыходную ситуацию.
Однажды, возвращаясь поздно вечером с работы, я задумался и сам не понял, как вырулил в знакомый тихий дворик. Припарковавшись, судорожно вспоминаю Женькино расписание и понимаю, что парень сейчас должен быть дома. Да, оба окна маленькой квартирки на втором этаже уютно светятся в наступающих сумерках. За незакрытыми шторами мелькает знакомая фигурка парня, завораживая меня и не позволяя уехать. Как же давно я его не видел, безумно соскучился, ведь так больше ни разу и не заехал в МcDonalds, помня о своем обещании. Вот и сидел я сейчас в машине и не сводил глаз с Зайкиных окон, ловя каждое его движение. И это было так странно: сердце сладко замирало и болезненно сжималось каждый раз при его появлении в обрамлении рамы.
Наконец-то я знал, что мне делать и как поступить. Теперь свои вечера я проводил во дворе Женькиного дома, любовался парнем в окне из припаркованного автомобиля или примостившись на детских качелях, а иногда - подпирая ствол знакомой рябины. Смотрел в светлые квадраты, дожидался, когда выключится свет и, понаблюдав уже за темными окнами еще минут двадцать, - уезжал домой. Отсюда прогнать он бы меня уже не смог.
Через несколько дней, медленно раскачиваясь на детских качелях, я увидел на фоне темного окна на втором этаже до боли знакомый силуэт. Женя. Он стоял, опираясь на перила маленького незастекленного балкона, и словно высматривал кого-то сквозь черный бархат ночи. Я замер, борясь с двумя противоположными желаниями: сбежать и спрятаться от его взгляда или встать и подойти ближе, обнаружив себя. Так и не найдя ответа, дождался, когда парень зайдет в квартиру, и уехал. С этого дня так и повелось: теплый весенний вечер, мягкий свет из окон, мелькающая между ними фигура Зайки, а потом - то ли в награду, то ли в наказание - его силуэт на балкончике и настороженный Женькин взгляд, обращенный ко мне, который я чувствовал через равнодушную ночь даже на расстоянии. Безмолвная битва характеров и жестокая игра в гляделки с душой. Чего мы оба ждали и на что надеялись – никто из нас, похоже, так и не знал.
Сегодня мое вечернее развлечение подпортило первым весенним дождем, поэтому рябина гостеприимно распахнула мне свои зеленые объятья, приютив и спрятав от холодных тяжелых капель. Одно за другим гасли окна пятиэтажки, люди ложились спать, погасли они и в Зайкиной квартире, но вопреки уже сложившейся традиции, на балкон он не вышел. Женя вышел во двор. Помедлив буквально пару секунд, он подошел и прислонился плечом с другой стороны толстого ствола.