— Давай к карьеру! — скомандовал Дин Рид.
Поехали. Уже стемнело, и я перестал ориентироваться, в какую сторону мы едем. Клонило ко сну. Минут через двадцать остановились на бровке старого карьера, используемого под свалку. Вытащили рулон.
— Обвязать нужно, — сказал Дин Рид и вытащил из кармана бельевую веревку, а я как бы в подтверждение того факта, что совершенно трезв, подумал о нем: какой он предусмотрительный, захватив веревку, ведь если сбросить вниз рулон, не обвязав его, то он размотается. А зачем его сбрасывать? — этот вопрос в то время не пришел мне в голову.
Когда Дин Рид обвязал тюк, мы столкнули его вниз на кучу бытового мусора.
— Пошли, — сказал Дин Рид и стал боком спускаться по осыпающемуся суглинку. Мы последовали за ним.
— Давай сюда, — указал наш председатель на шестиметровый кусок железобетонной трубы, какой обычно используют для ливнеспуска. Труба лежала на склоне под углом где-то градусов сорок, уткнувшись нижним торцом в темную лужу.
Мы подтащили тюк к трубе, и Дин Рид направил свой конец вовнутрь.
— Толкай! — скомандовал он, и мы толкнули.
Тюк соскользнул вниз. Сверху мы набросали в трубу несколько десятков пустых банок из-под краски и выбрались из карьера.
— Минералка есть? — спросил Дин Рид Мухомора, тот молча полез в кармашек за сидением и достал бутылку. Дин Рид открыл ее зубами и стал мыть руки, поливая сам себе.
— Поехали, — снова скомандовал, и мы тронулись с места, не включая фар.
Видимо я все-таки порядочно опьянел, иначе я не убедил бы себя, что в тюке, несмотря на его тяжесть, не мог быть завернут труп, хотя у меня и мелькнуло подозрение в самом начале. Я, как мне казалось тогда, нашел неопровержимое доказательство «от противного»: если бы в тюке был труп, то в такую жару к нему невозможно было бы подойти. Будь бы я трезв, то додумался бы до простой истины: целлофан не пропускает запах.
Средняя Ахтуба, Рыбачий, Бурковка — эти поселки промелькнули в течение каких-то двадцати пяти минут. Дальше Краснослободск, если они, конечно, не свернут перед мостом через Судомойку в пойму. Едем прямо, затем петляем по городу, не сбавляя скорости, меня бросает то к правой, то к левой дверце. Впереди сноп света выхватывает из темноты дощатые заборы, ворота гаражей, узорчатые ставни частных домов, стволы деревьев. Съезжаем с асфальта в заросший сорняками переулок. Останавливаемся против свежевыкрашенных зеленых ворот.
— Приехали, — сказал Дин Рид и вылез из машины. Я последовал за ним. Мухомор остался за баранкой. Значит, будет загонять машину во двор, подумал я.
Вошли через калитку, навстречу нам, гремя цепью, бросился волкодав.
— Тихо! — гаркнул на него Дин Рид, и пес успокоился.
Из дверей дома вышла молодая, загорелая, плотно сбитая женщина.
— Заходите, гостьми будете! — нарочито растягивая слова, пропела она.
Я отодвинул засов ворот, открыл их. Мухомор закатил «Жигули», я снова закрыл ворота, задвинул засов. Следом за Мухомором пошел к дому через целиком заасфальтированный двор, в котором не было ни одного деревца, только две теплицы метров по двадцать длиною да электрический фонарь на столбе посреди. Здоровенный пес на цепи вилял мне хвостом: значит, свой.
Мухомор вошел, я же слегка замешкался в дверях, потому что женщина, на секунду преградив мне путь, толкнула в бок упругой грудью. «Привет», — шепнула она.
Из застекленной веранды, освещенной со двора, следом за Мухомором вошел в небольшую комнату с одним окном, затянутым от комаров марлей. За столом, придвинутому к дивану, сидели Дин Рид и мужчина с крупными чертами лица и седоватыми волосами, стриженными бобриком. Дин Рид сидел на стуле, мужчина — видать, хозяин дома — на диване, спиною к раскрытому окну.
— Садитесь, — пригласил хозяин, и мы с Мухомором сели к столу, на котором уже стояла открытая бутылка водки, тарелка со свежими огурцами, зеленым луком, редиской. — Закусим слегка, пока Кукла не приготовит что-нибудь существенное.
Хозяин разрезал на куски полуметровую чехонь — на клеенку из-под ножа закапал прозрачный жир — и разлил поллитровку по стопкам. Я хотел было выпить, как всегда, половину, но понял, что здесь это не принято. А кроме того, я уже был достаточно пьян.
Пока отдирали с треском кожу с вяленой чехони и ели коричневатые просвечивающиеся куски, Кукла приготовила и принесла прямо в сковородке жареное мясо.
— Ешьте, гости дорогие, — нараспев проговорила она, а сама незаметно для других скосила глаза в мою сторону, и на щеках ее возле губ образовались ямочки от улыбки, предназначенной, как я понял, мне.