— Представитель фирмы с китайскими нойонами вверх по реке уехал. Вернется скоро. Не спорьте вы с ними, не то беду наживете.
Чулудай подобрал с пола шкуры, подошел к двери и принялся их вытряхивать, подняв в лавке столбы пыли. Торговец завопил дурным голосом.
— Не ори, не то запрем и подожжем лавку, — пригрозил, выходя, Батбаяр.
Возвращались на Зэлтэр и без чая, и без муки. «Китайские торговцы словно взбесились. Но почему? — недоумевал Батбаяр. — Может, чуют, что нам, монголам, не долго жить осталось? Да, пожалуй. Кто теперь моей матери чаю достанет? Как там Лхама? Если генерал Сюй разогнал правительство, значит, и следователя, и рябого зайсана из Управления шанзотбы лишили постов. Но стало ли меньше покровителей у Аюура бойды? Он может наговорить обо мне в монастырской джасе все, что угодно. Да и китайские нойоны его наверняка жалуют. Он давно с Шивэ оворскими торговцами поддерживал отношения. Чем всего бояться, лучше сразу лечь да умереть. Поеду на родину, там найдется, кому меня защитить. Раздобуду коня и поеду. Сообщу домой что жив и здоров, а с Аюуром придумаю, как расправиться. Положу его живьем в гроб, а после этого к красным подамся».
И Батбаяр сказал Нэрэну:
— Надо мне возвращаться домой. По-другому я поступить не могу.
— Раз так решил, бери любую лошадь и поезжай. Не забывай старика! У вас, халхасцев, есть пословица: «Длинна дорога у мужчины». Спаси тебя господи.
Чулудай пообещал достать другу седло, уздечку и ружье. Ехать Батбаяр решил летом, но с ним случилась беда, которая сорвала все его планы. Однажды, когда гнал раненую косулю, он поскользнулся, сорвался со скалы и повредил ногу. До юрты старого Нэрэна едва добрался. Старик ухаживал за ним как только мог, лечила старуха знахарка. От сильного ушиба вскрылись старые раны.
— Видно, местному духу-хранителю не хочется меня отпускать, — невесело шутил Батбаяр. Он пролежал все лето и осень. А когда с деревьев стали падать листья, снова пошли всякие слухи. Однажды, когда старик погнал на пастбище скот, а старуха ушла за дровами, в юрту заглянул Чулудай.
— Это тебе на суп, — сказал он, вынимая из мешка половину оленьей туши, разрубленной на куски. — В Да хурээ, говорят, китайским солдатам не дают покоя. Повсюду расклеивают листовки «гамины — людоеды, убирайтесь прочь!». А китайцы озверели. Хватают всех подряд, даже лам с нойонами бросают в тюрьму. И еще рассказывают, будто в Да хурээ появились какие-то люди, которые называют себя представителями Народной партии. Они собирают всех, кто хочет бороться с гаминовским отребьем, учат их воевать, расклеивают по городу листовки, призывая подняться на борьбу с китайскими захватчиками, собирают оружие. Не похоже, чтобы эти люди хотели на войне руки погреть, нажиться.
— А вот это, действительно, интересная новость, — оживился Батбаяр. — Не слышал, кто возглавляет Народную партию?
— Как будто Сухэ-Батор. Говорят, он и семеро членов этой партии поехали в красную Россию за оружием.
— Все правильно. Кто думает о родине, должен обращаться к красному правительству, — сказал Батбаяр. В радостном возбуждении, он приподнялся и тут же упал на постель — нестерпимо заныла больная нога.
— Погоди-ка. Ты откуда знаешь, что все правильно?
— Как же мне не знать? Я встречался с людьми, которые были на стороне красного правительства.
— Да ну? Так, может, ты агент этой самой Народной партии, а не погонщик скота?
— Я — не агент. И не погонщик. Я был у моего господина телохранителем. И вместе с ним ездил в Россию. А теперь я беглец.
— Что ты беглый, я догадывался. Вот только не знал, откуда и почему сбежал. — Чулудай повеселел, приободрился и Батбаяр. Вытряхнув последние крошки табака из кисета, они закурили.
— Начнутся сейчас дела. О Сухэ я слышал еще во время войны с черномундирниками. Они его тоже боялись. Уж очень он храбрый. Знаешь, есть такая присказка:
— Так вот, Сухэ совсем другой, — сказал Батбаяр и попросил: — Ты слушай, что говорят, и все мне рассказывай.
Батбаяр потерял покой. «Съездить бы посмотреть, что за Народная партия. Хоть бы скорее выгнали всех этих негодяев: толсторожего следователя, рябого зайсана, большеголового бойду и вместе с ними — гаминов, — думал он. — Невезучий я все-таки. Сколько на мою голову бед свалилось! И за что, спрашивается. Никогда никому зла не причинил».